Необратимость - Челли Сент-Клер
Я замолкаю, ожидая услышать это имя снова, но Хранитель времени произносит его только один раз.
Может, я ослышалась?
Мои мысли все еще лихорадочно мечутся, когда я замираю, и мое внимание переключается вправо.
3, 2, 4…8.
Кажется, последняя цифра — восемь.
Четыре пинга, а затем…
— Нет… — Я отшатываюсь назад и вскрикиваю, когда дверь с грохотом распахивается. Неустойчивые ноги несут меня к дальней стене, пока я не упираюсь в нее спиной. Глупо. Мне некуда идти, кроме как туда, куда он меня поведет, а он это сделает. — Не трогай меня!
— Сегодня я не в духе. — Хранитель Времени приближается ко мне, одновременно теребя запонку своего костюма, сшитого на заказ и отделанного атласом королевского пурпурного цвета. Он разодет в пух и прах, одет скорее для эксцентричного светского мероприятия, чем для казни. — Еще слишком рано для домогательств. Я еще не пил кофе.
Я пытаюсь увернуться от него.
Неудачно.
Он хватает меня за бицепс, отрывает от стены и тащит к открытой двери. Сердце колотится между ребер, как тяжелый басовый барабан. Я делаю все возможное, чтобы освободиться от его хватки, отчаянно пытаюсь вырваться.
— Нет! — Он сжимает меня все сильнее и сильнее, оставляя синяки. — Убери от меня свои руки!
Ник — Айзек? — стучит по стене рядом со мной.
— Ты чертов трус! — Он взбешен, в ярости, совсем не похож на обычно спокойного и выдержанного мужчину, которого я узнала. — Жалкий ублюдок! Нападаешь на кого-то беспомощного, потому что сам слабак. Тебе нужен я, ты, гребаный импотент!
Хранитель времени ничего не отвечает и продолжает тащить меня к дверному проему, а я спотыкаюсь о разбросанные книги.
Я упираюсь пятками в плитку, кожа горит. Тело извивается. Конечности молотят по воздуху.
Бесполезно.
Сегодня я умру.
Второй рукой он хватает меня за волосы, чтобы было удобнее.
У меня сжимаются легкие, кожу головы жжет, а желудок падает на стерильный пол. Я кричу.
— Ник! — Ник ничем не может мне помочь. Инстинкт самосохранения берет верх над логикой и здравым смыслом. — Нет, остановись, пожалуйста! Ник!
Протест Ника заканчивается последним сильным ударом по стене.
— Отлично! Забирай ее. Мне все равно. Это, блядь, не имеет значения.
Что-то внутри меня замирает. Увядает.
Какого черта?
— В бунтарстве нет ничего привлекательного, — растягивая слова, произносит мой похититель, демонстрируя удовлетворение, когда без труда перетаскивает меня через порог. Его голос повышается на октаву, и его слова доносятся до Ника через стену. — Пусть это будет тебе уроком хорошего поведения, друг мой.
Дверь захлопывается, и я оказываюсь в коридоре.
Моя способность думать возвращается, и я отбрасываю ужас в сторону, верчу головой по сторонам, запоминая обстановку и звуки. У меня есть только пару секунд, мгновения. Если мне удастся вырваться, я смогу описать место и привести помощь остальным.
Сохраняй спокойствие, Эверли.
Я никогда раньше не выходила за пределы своей комнаты. До этого меня накачивали наркотиками и уносили как сломанную куклу, словно я — пакет с мусором в день уборки.
Мои щеки покрыты потом и слезами. Я расслабляю мышцы, изображая покорность, пока похититель без каких-либо усилий тащит меня по длинному коридору. Он чистый, хорошо освещенный. Запах лимонного чистящего средства наполняет мой нос, пока я смотрю на голые стены: две двери, большой промежуток между ними, еще две двери. Несколько голосов скорбно причитают, словно одинокие призраки, которые не могут переступить порог. Звенит цепь. По коже бегут мурашки, а в душе поселяется ужас.
Жертвы.
Люди.
Люди с историями и мечтами, подвергшиеся этой ужасной участи. Я молчу и вскрикиваю только тогда, когда мои ноги спотыкаются и я чуть не падаю лицом вниз. Хранитель времени едва заметно вздрагивает, поднимая меня на шаткие ноги, пока я пытаюсь сохранить равновесие.
— Куда вы меня ведете? — спрашиваю я, хотя знаю, что он мне не скажет. Ему нравится мой страх.
— Это испортит все удовольствие, не так ли?
— Ты назвал его Айзеком?
Не обращая внимания, он продолжает идти, увлекая меня вперед.
— Разве? Ты многого не знаешь о своем новом приятеле, — говорит он. — Может, узнаешь… а может, и нет.
— Какие у тебя планы на его счет? — Я ворчу и сопротивляюсь, мои босые ноги разъезжаются. — Почему он здесь?
— Ты интересная. — Он прищелкивает языком, когда мы сворачиваем за угол, в коридор, являющийся точной копией того, в котором мы только что были. — Твоя забота такая трогательная. Правда.
Мы доходим до конца коридора, заканчивающегося стальной дверью. Внутри у меня все сжимается от дурного предчувствия. Страха.
— Пожалуйста, тебе не нужно этого делать.
— Самонадеянно с твоей стороны полагать, что ты понимаешь мои потребности. — Он открывает дверь ключ-картой, затем грубо вталкивает меня внутрь. — Я бы сказал, что нам нужно взять тайм-аут.
Лестница.
Темнота.
Я спотыкаюсь на первой ступеньке, одновременно пытаясь вывернуться из его хватки. Одним плавным движением он подхватывает меня, словно мешок с мукой, и закидывает себе на плечо.
Я вспоминаю ту ночь.
Я подпрыгиваю на спине психа, который выносит меня из моего прекрасного дома.
Наркотики струятся по моей крови.
Джаспер лежит посреди нашего фойе в луже собственной крови.
Я начинаю бороться. Царапаюсь, дергаю ногами, оскаливаюсь.
— Ты ублюдок! Чудовище! Отпусти меня! Отпусти меня!
Он игнорирует меня с той же легкостью, с какой тащит через темноту, мои волосы падают на лицо, закрывая обзор. Я ничего не вижу, пока царапаю ногтями по его спине, едва проникая сквозь роскошную атласную ткань. Здесь пахнет сыростью, затхлостью и старостью. Подвал, в котором наверняка кишат голодные крысы и тараканы. Слезы текут из моих глаз потоками ужаса, а крики перерастают в панические вопли.
— Нет, нет, пожалуйста… — Это вопль, мольба о пощаде. — Не убивайте меня. Я не готова умирать. Пожалуйста… пожалуйста.
Он со скукой вздыхает, когда мы поворачиваем за угол, и звук его блестящих туфель, шаркающих по цементу, эхом отдается во мне.
— Так драматично. Меня это раздражает.
Интересно, как меня убьют.
Я представляю себе разные сценарии — от ужасных до быстрых и безболезненных. Нож по яремной вене. Игла с ядом. Пуля в лоб.
Голодная смерть.
Заживо съеденная кровожадными грызунами.
Меня могут утопить. Сжечь.
Разбить сердце.
Мои ноздри раздуваются, грудь вздымается от прерывистого дыхания.
Нет.
Я не могу умереть вот так, не сейчас, не после двух лет жизни в этой тюрьме. Я отказываюсь.
— Ты еще не закончил со мной, — шиплю я сквозь стиснутые зубы. — Я знаю, что нет. Я только что начала новый цикл.
— Как ты наблюдательна.
— Я
