Необратимость - Челли Сент-Клер
Пятьдесят тысяч кругов по моей камере — больше или меньше, не знаю, — и я продолжаю повторять все, что он сказал. Мое имя, подробности той ночи, когда исчезла моя сестра, отчаянные звуки, которые издавала Эверли, когда он тащил ее…
Но сначала она назвала мое имя.
Интересно, Сара звала меня по имени? Звала и звала, а я так и не пришел.
Как гадюка, моя рука поднимается и врезается в стену.
— Черт.
С той стороны нет ответа. И не было весь день.
Подняв цепь на уровень плеча, я швыряю ее в стену, проклиная монстра, который держит нас здесь, потерю всего, что имеет значение, и свое жалкое гребаное существование.
Цепь падает на землю, не нанеся никакого урона. И я делаю это снова.
И еще раз.
Этот пустой белый барьер словно провоцирует меня.
Я поднимаю руку и кладу ее на стену. На ладони уже начали проступать синяки. Я не знаю, сколько времени я колотил по этой стене, как обзывал его и чем угрожал. Но я помню, какой звук она издала, когда я остановился.
Если бы не зловещие рассказы Эверли о том, что она непробиваемая, я бы, наверное, прорвался. В конце концов, она достаточно тонкая, чтобы разговаривать, и это был бы не первый раз, когда я пробиваю дыру в стене. Но дело в том, что мы не знаем, что находится между этими безобидными на вид плитами, а еще одна травма не поможет мне сбежать.
И если бы мне удалось прорваться… что тогда?
Перед глазами возникает видение: я, натянув цепь до предела, выхватываю ее у этого ублюдка в фиолетовом костюме и сажусь на матрас, держа ее над головой. Вне его досягаемости.
Моя собственная обреченная версия Кинг-Конга и Фэй Рэй.
Я и Беверли без буквы — Б.
Обычно меня это забавляло, но сейчас в этом нет ничего смешного, и все, что я мог бы предпринять, только усугубило бы ситуацию. Эверли рассказала мне об одном из мужчин, который изо всех сил пытался разрушить стену. Но у него ничего не вышло.
Спойлер — теперь он мертв.
Думаю, это можно сказать обо всех. Кроме нее. Похоже, она единственная, кто избавлен от безвременной смерти в этой адской дыре, и то лишь потому, что у нее свой особый кошмар.
Он не причинит ей вреда. Нельзя держать девушку в живых два года, чтобы потом убить ее из-за вспышки гнева.
Она слишком много стоит.
Больше, чем Сара, очевидно. У меня чуть голова не взорвалась, когда он сказал это о ней.
— В итоге она оказалась бесполезной для меня.
У меня щемит в груди.
Все, что, как мне казалось, я понимал, перевернулось с ног на голову в течение нескольких минут, и теперь я понятия не имею, что происходит.
Он назвал меня Айзеком, а не Ником.
Айзек — детектив, расследовавший серию исчезновений.
Айзек, чья младшая сестра ждала, когда он заберет ее в ту ночь, а потом была похищена перед кофейней, где выступала в тот вечер.
Она была здесь.
А теперь ее нет.
Я дышу неглубоко, неровно, хрипло. В боку у меня колет. Перед глазами все плывет. Только когда я начинаю шататься, понимаю, что у меня гипервентиляция. Я на грани потери сознания.
Я наклоняюсь вперед, упираюсь лбом в стену. Дыхание замедляется, но мысли продолжают метаться.
Крутятся, крутятся, крутятся. Словно водоворот, стремятся затянуть меня.
Он знает.
Этот гребаный похититель, торговец людьми, убийца знает, кто я такой. И я не понимаю, что это значит.
Я не знаю… Я не знаю, я не знаю, я не знаю, я не знаю.
Я уверен только в одном. В чем я клянусь этой стене, Саре и девушке, которая больше не болтает со скоростью мили в минуту из соседней камеры.
Я убью этого ублюдка.
Я убью его ради всех нас.
ГЛАВА 13
На следующее утро Роджер вталкивает меня обратно в комнату, и я падаю на колени со сдавленным криком, ослабевшая и опустошенная, дверь за мной захлопывается. Его тяжелые шаги эхом разносятся по коридору, затихая вдали.
Ублюдок.
Моя грудь тяжело вздымается при каждом вдохе, тело вялое и усталое. За последние тридцать шесть часов я съела только кусок хлеба, да и тот вместе с грязью и мышином пометом.
Замерев на полу, я впиваюсь пальцами в блестящую плитку, благодарная за то, что не вижу своего отражения.
Я уверена, что мои голубые глаза потускнели до серого цвета.
Цвет лица стал пепельным.
Волосы ломкие. Лицо изможденное.
— Ты там цела?
Я замираю.
Медленно поднимаю подбородок и смотрю вверх.
В горле образуется жгучий комок. Это больше, чем муки жажды, больше, чем гематомы дневной давности от моих душераздирающих криков. Я смотрю на белую стену рядом со мной, моего главного врага, желая лишь разбить ее на куски, превратить в руины и сжечь дотла.
Эта проклятая стена.
Она отделяет меня от всех остальных мужчин и женщин, прошедших через это место. Моих спутников в смерти. В трагическом переходе.
Друзей.
А сейчас она отделяет меня от него — мужчины, которого я хочу задушить.
Ураган гнева проносится сквозь меня, я вскакиваю на ноги, бросаюсь к разделяющей нас стене и бью по ней кулаком.
— Да пошел ты!
— Я приму это как «да».
— Что, черт возьми, с тобой не так? — Мои глаза пылают огнем, язык извергает ярость. Я расхаживаю взад-вперед, руки сжаты в кулаки, кровь бурлит, сердце колотится от негодования. — Ты сказал ему забрать меня. Что это, черт возьми, не имеет значения.
Его цепь звенит, скользя по гладкой плитке, как будто он идет к стене.
— Я знал, что он не причинит тебе вреда. Ты слишком важна. Драгоценный товар.
— А ты — мудак.
— Это не откровение.
— Не могу поверить, что ты так легкомысленно отнесся к моей жизни, — бурчу я в ответ, на глаза наворачиваются обжигающие слезы. Я все еще расхаживаю по комнате, вибрируя от остатков страха. Моя рука снова бьет по стене, потому что лучше я буду испытывать эту ярость, чем облако поражения, обрушившееся на меня. — Он мог убить меня.
— Мог, но не стал бы. — Он делает паузу. — И не убил.
— Это к делу не относится.
Я слышу, как его руки
