Ожившая надежда - Федор Егорович Конев
- Нашел добряка!
- Чем он так тебе досадил, что простить не можешь?
Откуда было Игорю догадаться, что Василий Павлович пришел в ярость, опасаясь того только, что Корнеев расскажет о подметном письме. Игорь не поймет комсомольского порыва отца и не простит этого поступка. И вообще, Корнеев сильно помешает планам Василия Павловича приручить отпрыска одним только тем, что позволит Игорю заниматься писаниной.
- Досадил? - усмехнулся Василий Павлович. - Я ему не по зубам. Но я свидетель того, как он совратил невинную девушку и бросил. Я ее спас, а так наглоталась бы таблеток. И прощай, молодая и красивая! Случайно оказался рядом.
- Как ее звали?
- Анной.
- Фамилия? - быстро спросил Игорь.
- Ванеева, - машинально под его напором ответил Василий Павлович.
- Он эту девушку отобрал у тебя?
- Что за глупости! - возмутился Василий Павлович. - Ее любил мой друг Витька. Кстати, если бы не Корнеев, Витька жил бы себе да жил.
- Убил на дуэли? - усмехнулся Игорь. - Этот Корнеев?
- Вот ты шутишь да усмехаешься, а ведь я серьезно говорю - уходи. Он тебя прибрал, чтобы мне напакостить. Нет другой причины подбирать тебя. Хоть раз послушайся родителя.
- Чем-то он тебе сильно досадил, я чувствую, - догадался Игорь. - Чем?
- Все! - решительно заявил Василий Павлович, развернул за плечи сына, уперся обеими руками в спину и выставил из кабинета. Игорь не сопротивлялся, потому что был в некоторой растерянности, и весьма удивился, узрев перед собой миловидное личико молодой секретарши. Игорь посмотрел назад, увидел, как захлопнулась дверь, и с удивлением обернулся к девушке.
- Мы не договорили, - сказал он.
Секретарша мило улыбнулась. Но когда Игорь сделал шаг к двери, она решительно встала на пути и трогательным голосом проворковала:
- Только через мой труп.
- Я не успел выяснить, - стал убеждать секретаршу Игорь.
- Хорошо, хорошо, - ласково проговорила секретарша и доверительно коснулась ладошкой груди Игоря. - Хотите кофе? Вы все мне изложите, я запишу и подам Василию Павловичу в печатном виде. Это рационально. Правда же?
Ее улыбку можно было назвать только очаровательной, другие слова меркли при виде этого сияния голубых глаз и ровных зубов. Игорь Зыков смешался, стал отступать к выходу от этой ослепительной улыбки.
- Да, да, - лепетал он. - Конечно, конечно…
Красивых девушек он боялся как привидений.
Утром Зыков с нетерпением отправился на работу, ему понадобилось поговорить с сотрудницей по имени Валя. Игорю почему-то нравилось это имя, о чем он прежде и не догадывался. По дороге вспоминал вчерашний разговор с отцом, и в голове возникали вопросы, на которые нужно было срочно найти ответы.
Отец в гневе называл сына блаженным. Уже в детском саду Игорь отличался необычной отзывчивостью, которая доходила до самоуничижения. В любую минуту мог уступить игрушку, как бы она ему ни нравилась, другому ребенку. За это никогда почему-то не благодарили, должно быть, привыкнув и считая, что он иначе и не должен поступать. Он мог смотреть, как кто-то играет с его игрушкой, и в этом находил странное наслаждение, словно чужая радость согревала каким-то образом душу.
Сколько помнит себя Игорь, отец и мама часто спорили. Отец был старше на десять лет, ей стукнуло семнадцать, когда они поженились. У них был разный опыт жизни и разные взгляды людей неодинакового воспитания. Она росла в обеспеченной семье, будучи дочерью директора крупного завода. Родители же отца Игоря работали на том самом заводе, она уборщицей, он вахтером. Родом они были из деревни, пахали в колхозе, потом уже с ребенком на руках подались в город искать лучшей жизни.
Отец Игоря, Василий Павлович, познакомился с будущей женой на заводском октябрьском вечере. Она в тот год окончила школу, попыталась поступить в театральный институт, но с треском провалилась и вышла замуж за своего настойчивого ухажера. Потом родился Игорь, и учебу пришлось отложить. Мама была довольна замужеством очень недолгое время. На заводе случилась крупная авария, были человеческие жертвы, и маминому отцу дали срок, который он отбывал в низовьях Енисея. Там он нашел другую женщину и остался после освобождения. С бывшей женой не переписывался, но каждый месяц присылал деньги, алименты платил. С дочерью поддерживал связь до самой смерти, но в основном присылал к праздникам открытки. А в одной из них сообщил, что работает директором леспромхоза, числится на хорошем счету, что ему полюбился этот край с охотой и рыбалкой, где даже воздух другой, чище, и просил дочь не осуждать его, невозвращенца, уж такова, видать, его планида.
После суда над бывшим директором в семье будто поселилось лихо, оно все более отдаляло друг от друга маму и папу, семилетний Игорь оказался между ними. Ему было жалко родителей, он чувствовал, до конца не понимая, как несчастливы они и как им тяжело вместе. Отец не продвигался по служебной лестнице и винил в этом жену, мама все больше замыкалась в себе, оттого ее сердечная болезнь усугубилась и привела к смерти.
Мама была невинной мученицей. Эта мысль укоренилась в сознании Игоря еще в раннем отрочестве, не однажды заставал маму врасплох, когда она пересиливала сердечный приступ. В ее красивых глазах в такие минуты отражалась вселенская боль, и мальчика охватывало отчаяние, что он, готовый взять эту боль на себя, ничем не может помочь. Мама шепотом просила не беспокоиться, и мальчик стоял перед ней, чувствуя, как все его существо охватывает острая жалость.
А вчера он узнал о какой-то Анне Ванеевой. Игорь по лицу родителя догадался, что она для отца что-то значила, возможно, и была причиной семейных раздоров. Чего бы держать зло на Корнеева десятки лет, если обида тебя самого не коснулась? Какое тебе дело до какой-то женщины, если сам к ней равнодушен? Да отцу наплевать на чужую беду! Откуда вдруг этакая чувствительность?
В людях молодой Зыков разбирается как никто. Если бы имелся измерительный прибор, то он зашкаливал бы при определении проницательности Игоря Зыкова. Правда, прибора такого не было в природе, а мнение о проницательности пока ограничивалось единственным человеком - им самим. Но это не умаляло уверенности Игоря, и он уже твердо знал, что между отцом и Корнеевым была какая-то непростая история. А раз так, то не успокоится, пока не распутает этот узел. Уж такова его натура!
- Здравствуй! - с удовольствием поздоровался
