Кэш - Джессика Петерсон

Молли с сомнением смотрит на стоящую перед ней гнедую кобылу.

— Скажи, её хотя бы зовут Лёгкая Прогулка? Или Милашка? Или Сахарок?

Сойер протягивает руку, всё ещё ухмыляясь.

— Это Мария. Это была лошадь твоего отца.

Молли замирает. У меня внутри всё сжимается от того, как изменилось выражение её лица.

Я напоминаю себе, что она здесь ради денег. Сама так сказала.

Но что бы Гарретт сказал, увидев её сейчас? Не могу избавиться от мысли, что он бы обрадовался, узнав, что его дочь наконец-то переступила порог ранчо. Пусть даже в сверкающих фиолетовых сапогах.

Он бы чертовски гордился, увидев её верхом на Марии.

Я вспоминаю все фотографии, которые Гарретт хранил, где Молли сидела на лошади, и чувствую укол вины. Он бы не обрадовался, узнав, что я пытаюсь её отсюда выпроводить. Но это ведь правильный ход, не так ли? Он любил это ранчо, так же, как любил меня и моих братьев. Он бы не захотел, чтобы вся наша работа пошла насмарку.

Как у них вообще могут быть одни гены — ума не приложу.

Я почти уверен, что Молли сейчас просто развернётся и сбежит, даже не сев в седло.

А может, это просто то, на что я надеюсь.

Вместо этого она кладёт ладонь на мягкий нос Марии и гладит белую отметину на её лбу.

— Привет, Мария. Я Молли. Думаю, ты хорошо заботилась о моём отце, да?

Мария, добрая душа, сразу тычется носом в её ладонь, прижимаясь к груди.

— Ой, да, привет, ты мне тоже нравишься. Пожалуйста, не скидывай меня. И если не трудно, будь терпеливой, ладно? Я новичок. Ну, я каталась в детстве, но прошло уже… ну, миллион с половиной лет, как я не садилась в седло, и я немного волнуюсь.

Мария тихонько фыркает, и Молли прикусывает губу.

— Ладно, сильно волнуюсь.

Я снова встречаюсь взглядом с Сойером. Он приподнимает бровь.

Гарретт всегда любил разговаривать с Марией вот так. Мы с братьями даже шутили, что эта лошадь — наша давно потерянная сестра. Мама так мечтала о дочери, что родила пятерых сыновей, пытаясь её заполучить.

— Слава Богу за Пэтси, — шутил Гарретт. — Иногда мне кажется, что только она стоит между вами и вратами ада. Или тюрьмы.

Резко вдохнув через нос, я поворачиваюсь к своему коню — жеребцу по кличке Кикс, и забираюсь в седло. Левая нога ноет после утреннего столкновения с одним из наших лонгхорнов. Спина болит, потому что я уже не молод, а спал чертовски плохо.

Глядя на Молли, я задаюсь вопросом, теряет ли она хоть час сна из-за смерти отца. Выглядит вполне отдохнувшей.

Хотя… она ведь не видела, как это случилось.

Она не пропустила знаки, как я.

Гарретт жаловался на резкую боль в руке всю ту неделю. Тем утром он все время держался за грудь — было видно, что ему плохо. Говорил, что это изжога, мол, накануне переел рёбрышек Пэтси и кукурузного хлеба с халапеньо.

Но её здесь не было, когда он рухнул в загоне, а телята метались вокруг его неподвижного тела, как поток воды, огибающий валун.

Я чувствую, как плечи опускаются под тяжестью усталости. Оглядываюсь и вижу, как Сойер и Уайатт помогают Молли взобраться на лошадь. На это уходит три попытки и несколько «О, святой Боже», прежде чем она, наконец, оказывается в седле.

— У тебя получится, — Уайатт просовывает её ноги в стремена. — Все с чего-то начинают.

Он быстро объясняет ей основы верховой езды — как управлять лошадью, как заставить её двигаться, останавливаться, менять темп.

Молли вздрагивает, когда Мария переступает с ноги на ногу.

— И как далеко отсюда ближайшая больница?

— Ээ… — Сойер протягивает ей поводья. — Да нормально всё будет.

— То есть далеко, да?

— Ну…

Я перехватываю свои поводья, другой рукой проверяя, надёжно ли закреплена винтовка.

— Если что, Джон Би тебя быстро на ноги поставит.

Молли хмурится.

— Он же ветеринар?

— В конце концов, мы все животные. Поехали.

Уайатт бросает на меня выразительный взгляд. Терпение. Полегче с ней.

Но у меня нет терпения, когда дело касается спасения моей семьи от разорения.

Когда речь идёт о сохранении земли и жизни, которые так любил Гарретт Лак.

— Чуть не забыл, — говорит Сойер. — Завтра вечером у Эллы в школе благотворительный вечер. Мне понадобится пикап.

— Он твой. Только заправь, когда поедешь обратно.

— Раз уж о пикапах заговорили, — Уайатт снимает шляпу и чешет голову, — что там с той историей с жидким кормом? Машина всё ещё воняет.

— Тайлер приедет завтра в восемь утра, почистит салон.

Стоит мне выехать из конюшни, как солнце прожигает спину насквозь. С каждым годом жара становится всё сильнее и держится дольше. Теперь лето длится чуть ли не до октября.

Меня это уже достало. Как, впрочем, и фиолетовая принцесса, едущая позади.

— Господи, — жалуется Молли. — Это просто невыносимо. Почему здесь так жарко? В Далласе ведь не так.

— На самом деле примерно так же, — я сбавляю шаг, чтобы поравняться с ней. — Просто ты в Далласе почти не бываешь на улице.

— Я играю в пиклбол, — фыркает она.

— Выпивка не считается.

Она смеётся — звонко, легко. Этот звук пробирает меня до костей.

— Это не игра на выпивку. Это настоящий спорт.

— Конечно. Прямо как шопинг и загар у бассейна.

— Ну ладно, — в разговор встревает Гуди, подскакивая на своей лошади. — Так что у нас по плану, Кэш?

Поджечь волосы Молли Лак, чтобы она с визгом убежала с ранчо.

— Заглянем на пару пастбищ. Проедемся вдоль реки. Покажем нашей уважаемой гостье масштаб и устройство хозяйства.

Я жду, что Молли меня поправит. Она ведь не гостья. Она наша новая хозяйка.

Но она молчит. У меня внутри что-то ёкает. Может, это значит, что она не собирается оставаться? Тогда зачем вообще приехала?

Я поглядываю на неё, пока мы направляемся к первому пастбищу. И, честно говоря, она справляется неплохо. В её посадке всё ещё угадываются черты той девчонки, что когда-то сидела в седле: ровная спина, мягкое движение бёдер.

Высоко в небе кружит ястреб. Внезапно он резко падает вниз, заставляя Марию шарахнуться в сторону.

Молли вскрикивает. Я тут же сдвигаюсь вправо и хватаю её поводья, чуть натягивая. В тот же момент она инстинктивно протягивает руку и вцепляется в моё предплечье.

— Тише, девочка. Спокойно. Всё в порядке, — говорю я.

— Поверь, я скорее умру, чем прикоснусь к тебе…

— Я с лошадью разговаривал. — Уголки моих