И солнце взойдет (СИ) - О&#39

Рене говорила холодно и уверенно. От этого удивлённый Алан открыл было рот, затем закрыл и шумно выдохнул. Покачав головой, он оглянулся на вертолет, откуда уже призывно махали, и сложил на груди руки.

— Месяц назад он ушел из отделения. Сказал… Дерьмо! Да ничего он не сказал! Буркнул, что нашел нечто другое, — тихо и как-то зло проговорил Фюрст, но вдруг застонал, когда разглядел вспыхнувший взгляд. — Нет, Рене! Даже не думай! Это не аргумент! Банальное совпадение…

Однако она лишь посмотрела ему в глаза и бесшабашно улыбнулась. Кэтти права, чертовы англо-канадцы! Одни демоны знают, что у таких на уме. Да, Тони? Она бросила взгляд вглубь вертолета и ощутила пришедшую оттуда волну раздражения. Упрямец. Рене неожиданно рассмеялась и покачала головой.

— Совпадение? Нет, доктор Фюрст. Тони знал, что я здесь.

— Господи… Да откуда ему…

— Оттуда же, откуда он знал про Оттаву, затем про Женеву, а теперь настал черёд Гаспе. Моя почта, — улыбаясь ответила Рене, выглянула из-за спины Алана и хмыкнула. — Вы можете думать обо мне всё, что угодно. Верить или не верить, сомневаться или проклясть за каждое причиненное вам неудобство. Но, пожалуйста, поверьте в него. Не бросайте, и, обещаю, я справлюсь. Только дождитесь меня в Монреале.

— Рене…

— Я. Справлюсь. Каким бы ни был итог.

На это Алан ничего не ответил. Поджав губы, он долго смотрел на ласково улыбавшуюся ему Рене, прежде чем резко кивнул, бросил последний взгляд на крошечную больницу и запрыгнул в вертолет, который тут же оторвался от земли. Ветер резко ударил вниз. Он раскидал по земле снежные хлопья, взметнул две легко заплетенные косы, и Рене прикрыла глаза. Если однажды…

«Если однажды, пройдя определенный этап своей жизни, вы вдруг придете к одинаковым выводам, я хочу пожелать вам вновь отыскать друг друга и попробовать начать заново…»

Рене поудобнее перехватила телефон, а потом торопливо набрала нужный номер. Да, никто не в силах предугадать, какие испытания способна подкинуть вселенная, но каждый заслужил хотя бы крошечный шанс всё исправить.

— Доктор Энгтан? — голос звучал легко и спокойно. — Доброе утро. Говорят, вам нужен хирург.

Рене замолчала, вслушиваясь в короткий ответ, а потом вскинула голову и улыбнулась вслед удалявшемуся шуму от большого винта.

— Значит… я возвращаюсь.

Она сбросила вызов, полной грудью вдохнула солоноватый воздух залива, который принес в себе аромат авиационного керосина, и вдруг рассмеялась. Кинув последний взгляд в сторону уже исчезнувшего в снежной дымке вертолета, Рене натянула на пальцы рукава неприятно черного свитера и направилась обратно к больнице. Вещи и бобра все же нужно забрать, потому что сюда она уже не вернется.

Никто не может предугадать, какие испытания способна подкинуть вселенная… никто. Но где-то в далекой Женеве облегченно улыбнулся Максимильен Роше, когда над Гаспе стих снежный шторм. В мир пришёл первый день Нового Года. Яркий. Солнечный. Такой морозный и чистый. От него хотелось смеяться, а в груди раскрывалось лепестками желтой герберы настоящее счастье.

— Here comes the sun, профессор, — прошептала Рене, глядя на первые клочки голубого неба. Такие же ясные, как глаза Чарльза Хэмилтона. Она широко улыбнулась перистым облакам, засунула руки в карманы и зашагала быстрее. — Here comes the sun!

С этого дня начиналась совсем другая история, и Рене больше не сомневалась. Она просто знала: однажды у них будет все хорошо!

Here comes the sun

Мельбурн, Австралия

02:26 утра

Рене потянулась и поудобнее устроилась в небольшом, но очень уютном кресле. Ночное дежурство шло своим чередом, отматывая час за часом, но спать пока не хотелось. Сегодня в больнице было спокойно. Чуть поодаль голосом диктора шуршало местное радио, в углу около кофемашины о чем-то спорила пара коллег, а Рене все задумчиво теребила уже давно растрепавшуюся косу. Перед ней на столе лежала стопка историй болезней, и нужно было уже наконец в них разобраться, но мысли упрямо улетали куда-то совсем не туда. Рене откинулась на спинку кресла и мечтательно улыбнулась. На самом деле, прямо сейчас хотелось отбросить к чертям все бумаги, спуститься на парковку для персонала и… Она непроизвольно втянула в легкие сухой кондиционированный воздух пустой ординаторской. В этой комнате не было окон, но Рене казалось, что даже сюда умудрился пробраться ночной бриз с океана. Он чуть отдавал йодом, подсохшими на солнце водорослями, нагретыми за день бетонными пирсами и желтым песком с миллионом мелких ракушек. Закрыв глаза, было легко представить не белый потолок ординаторской, а черное небо, которое так не походило на кусок горизонта, что торчал над Канадой. Здесь, на самом краю, где заканчивалось человечество, сверкали десятки новых созвездий во главе с ярким Южным Крестом. Здесь летали другие птицы и дули иные ветра. И лето с зимой здесь поменялись местами. Это был Мельбурн. Австралия.

02:44 утра

Отложив на край стола историю болезни очередного планового пациента, Рене бросила задумчивый взгляд на эмблему больницы и своего отделения. Нет, работа сегодня определенно не шла. Хотелось стянуть надоевший костюм, сбросить с уставших ног обувь и зарыться босыми ступнями в прибрежный песок. Рене вздохнула. Если ночь пройдет хорошо, быть может, удастся забраться тайком на площадку для вертолета и посмотреть на рассвет. В заливе, несмотря на очень раннее утро, наверняка будет много суденышек, оживут улицы огромного города… А если совсем повезет, то удастся посмотреть на пингвинов. Прошел без малого год, но Рене до сих пор восторженно замирала, стоило им оказаться где-то поблизости. И, наверное, она к этому уже никогда не привыкнет. Здесь действительно все было иначе.

Неожиданно на другом конце ординаторской кто-то рассмеялся и крутанул ручку громкости музыкального центра, чем вырвал из вереницы совсем не рабочих мыслей. Радио зашипело, фыркнуло, чихнуло частотами, а потом вдруг забренчало гитарным перебором. И Рене удивленно вскинула голову. Надо же! Улыбка появилась сама, когда руки потянулись к папке следующего пациента. Раскрыв ее на первой странице, Рене мурлыкнула вместе с мелодией:

Little darling,

It's been a long cold lonely winter.

Little darling,

It seems like years since it's been here…

Монреаль, Канада

Если Рене думала, что ее возвращение будет подобно чуду Господнему, то, конечно же, ошиблась. Доктора Роше в больнице не ждали. Ни Хелен, что скептически хмыкнула, ни скривившийся Франс, ни вновь занявший должность хирурга и теперь временно исполнявший обязанности главы отделения Дюссо. Но, самое главное, ее не ждал Энтони. Мало того, он отчаянно не хотел, чтобы зарвавшаяся ученица хоть раз переступила порог ненавистной обоими больницы и увидела его таким — опутанным проводами и капельницами, хрипло дышащим в маску и на ближайшие месяцы прикованным даже не к инвалидному креслу, а больничной кровати — унизительно беспомощным. А потому со всей доступной ему категоричностью Ланг попытался донести то, в чем хотел в свое время убедить Фюрст, — она не справится.

Наверное, именно по этой причине Рене так отчетливо запомнила свой первый день. Как после короткого разговора с Лиллиан Энгтан поднялась на последний этаж, где в огромных окнах старой больницы привычно занимался рассвет, а дальше… Светлый коридор хирургии, стандартная дверь и недрогнувший голос, который даже для самой себя прозвучал ново и непривычно:

— Доброе утро, доктор Ланг. Меня зовут Рене Роше, и я ваш лечащий врач.

На несколько секунд повисла недобрая пауза. Но прежде, чем Рене сумела продолжить ту речь, что готовила все эти дни, откуда-то из сумрака больничной палаты пришел почти беззвучный ответ.

— Пошла вон.

Голос за кислородной маской едва шелестел, но Рене слышала в нем вопль бешенства и отчаяния. Она медленно выдохнула, а затем уверенно шагнула вперед, в темноту диагноза, лечения и будущего. Назад пути нет. Одному предстояло поверить, а второй — собрать в горсть все свое мужество и доказать вечную преданность. Иные масштабы здесь не сработают. Так что Рене рывком распахнула задернутые, видимо, Хелен дурацкие жалюзи и повернулась к больничной кровати. И в первую секунду, конечно, захотелось зажмуриться, а затем выдернуть из черепа собственный мозг, что тут же подсунул картинки застывшего сердца. Но вместо этого Рене подхватила с держателя стандартный планшет и пролистнула несколько записей. Никакой жалости ни для себя, ни для Тони, который упрямо смотрел в потолок, она не оставила. Какой прок в искуплении, если все будут рыдать друг у друга в объятиях?