Счастливы вместе - Мари Соль
— Вот! Вот! — вырываясь из спальни и тыча в меня указательным пальцем, она произносит, — Вот об этом я и говорю! Ты никогда и ни во что не ставил мои увлечения…
— Вот именно, что увлечения! — перебивает отец, вырастает стеной из-за арки, — Увлекайся себе на здоровье. Зачем разводить суету?
— Ты о чём? — ставит мама руки в бока. Как и я. Я же, взглянув на неё, выпрямляю свои…
— Я о том! — тянет шею отец, — Что увлекаться можно и здесь! Чего ты себе напридумала? Студию эту! На кой она тебе, эта студия? Вон, квартира большая, рисуй! — он обводит рукой коридор, словно предлагает маме устроиться в центре.
— Нет! — отрицательно машет она, отчего окуляры съезжают на кончик её утончённого носа, — Тебя не это волнует! Тебя волнует, что я перестала обслуживать тебя? Перестала играть роль служанки!
— Ой, ну что ты несёшь? Вот опять начинаются эти фантазии…, - прячется в комнату папа.
А мама, минуя меня, словно тумбу, идёт вслед за ним:
— Это не фантазии! Ты же сам даже убраться не можешь? Ты же отвык от всего. Тебе нужна не жена, а служанка, которая будет: стирать, убирать и готовить, — загибает она пальцы, — А я всю жизнь только это и делала! Могу я хоть на исходе лет пожить для себя?
— Да живи на здоровье! Кто тебе не даёт? — возмущается папа, сев в кресло и сложив руки на груди.
— Так ты! Ты не даёшь! — напирает она.
— Я просто говорю, что ты не должна пренебрегать своими обязанностями. Быть женой, перво-наперво, а уж после кем хочешь, — бурчит недовольно отец.
Мама разводит руками:
— Ну, вот! Мы снова вернулись к тому, с чего начали.
Я, застыв у дверей, удивлённо взираю на них и не верю. Ведь мать и отец никогда не ругались. Да что это с ними? Неужто смерть Камыша имела последствия, куда более серьёзные, чем я могла представлять? Меня не было здесь всего месяц, и вон оно что…
Ощущаю себя маленькой девочкой. И хочется крикнуть им:
— Прекратите! — а после заплакать и убежать в свою детскую спальню. И пускай потом скребутся и просят прощения.
Но ведь я уже взрослая женщина? У самой проблем выше крыши. Но, тем не менее, я говорю:
— Прекратите немедленно! — голос звучит так решительно, что оба они замолкают.
— Дочур…, - начинает отец.
— Маргариточка, — тянется мама.
Но отступаю назад:
— Я сейчас ухожу. А вы, — тычу в них пальцем, — Не увидите внуков, пока не возьмётесь за ум.
— Что?! — глаза мамы под стёклами модных очков округляются, — Ты же не можешь лишить нас общения с внуками? Пускай приезжают ко мне, в мою студию.
— Ага! Расчудесно! — встревает отец, — А деда у них вроде нет?
— Вы оба! — киваю я, — Оба наказаны.
Сказав это, я ухожу. И пока обуваюсь, родители мнутся в прихожей. Отец хмурит брови, а мать поправляет очки. Взглянув друг ну друга, они отдаляются. Ну, и как я могла проворонить момент, когда это случилось? Разлад между ними. Как долго он длится? Пожалуй, мне стоит устроить допрос. Но не им! А Володьке. Возможно, брат знает ответы?
Набираю его, уже сидя в машине. Сегодня выходной, а значит, Володька лежит на диване с пивасом в обнимку и смотрит футбол.
— Владимир Валентинович на проводе! — отзывается он, как диспетчер.
— Вов! — я «прыгаю с места в карьер», — Объясни мне, пожалуйста, что происходит?
— В смысле? — интересуется он.
Я, откинувшись на сидении авто, поправляю воротник водолазки:
— В смысле, что у родителей? Они что, поругались? Мама съезжает, я так поняла?
Брат глубоко вздыхает:
— А, ты уже в курсе, — произносит с досадой.
— В курсе чего? — я давлю на педаль. Ставлю голос Володьки на громкую связь.
Он вещает:
— Того, что они поругались.
— Ну, как бы… Я стала свидетелем ссоры! Там вообще кавардак! Всё вверх дном, квартира не убрана. Меня всего месяц не было, когда они успели? — я веду осторожно, встаю позади большой тёмной тачки.
— Дык, — усмехается брат, — Долго ли умеючи!
Машина не движется с места. Что за дебил? Вот так взять, заблокировать полосу. Я сигналю ему.
— Чё ты там? За рулём? — встревает брательник.
Не добившись никакого результата, я объезжаю авто слева. На водительском вижу мужчину в пальто. Тёмные волосы, жёсткая линия лба. Он озадаченно с кем-то болтает, прижав трубку к уху. Что за хамство? Неужели нельзя поставить на громкую связь? Недоумок!
Я жму на педаль:
— Продолжай! — говорю в адрес брата.
— А чего продолжать? — удивляется он, — Ты сама это видела.
— И что дальше? — пытаюсь понять.
— Ничего, — брат вздыхает, — Сомневаюсь в том, что они разведутся.
— Разведутся?! — от неожиданности, я торможу. Теперь уже сзади сигналят мне.
В зеркале заднего вида я вижу ту самую тачку, водитель внутри недоволен. Ишь ты!
— Отец рассказал мне, что мама грозилась разводом, — произносит Володька.
Я удивляюсь:
— Ты знал и молчал? — беру правее и прячусь «в карман», желая пропустить вперёд этого гада. И номер с претензией, «три единицы ДК».
«Дом Культуры что ли?», — смеюсь про себя.
— А чего говорить? — повторяет Володька.
Меня удивляет спокойствие брата. Но он, очевидно, всё знал. И уже «переварил» эту новость. Они с отцом уже посекретничали, по-мужски! А мама со мной, к сожалению, нет.
— И как это называется? — сокрушаюсь я вслух, — Они что, сдурели на старости лет?
— Это климакс, наверное, — ставит диагноз Володька. Так себе и представляю их с папой, двух «венценосных врачей», рассуждающих о менопаузе.
— Климакс у мамы! У папы — маразм! — говорю.
— А маразм у обоих, — соглашается брат.
Я, не в силах поверить, стою на обочине. Жду, пока сердце перестанет так громко стучать. Представить себе, что они разойдутся… Не могу даже в мыслях! Не то, что в реальности.
— Боже мой, Вов! Что же делать? — шепчу.
Но он слышит. Пытается как-то утешить меня:
— Ничего ты не сделаешь. Сердце не рви! Они уже взрослые, сами как-нибудь разберутся.
Вот в чём Володьке не откажешь, так это в спокойствии. Это завидное качество очень полезно в пределах работы. Когда каждый день — форс-мажор! А ещё — в не болтливости. Секреты он точно умеет хранить! Никогда никому не рассказывал то, что у меня служебный роман на работе. А ещё то, что мы с мужем ругаемся чаще, чем спим…
Придя в себя после разговора с братом,
