Счастливы вместе - Мари Соль
— Моя милая русская девочка, — шепчет мне на ухо, — Тише, ну, тише.
Я толкаюсь, пытаясь его укусить. Он прижимается телом, чуть приподняв, вынуждает присесть на столешницу.
— Маргарита Валентиновна, вы тутось? — слышится голос уборщицы.
Припечатанный лапой Левона, мой рот продолжает молчать. Только взгляд мечет искры. «Пусти», — умоляю глазами.
— Не пущу! — говорит в моё ухо.
Когда уборщица нас оставляет, Левон убирает ладонь.
— Отправляйся к жене, — выставляю я руки, толкаю широкую грудь.
— Ты жестока со мной, — шепчет он, погружая ладонь в мои волосы, — Почему так жестока?
— Левон, прекрати, — отвергаю его поцелуй, — У тебя скоро будет ребёнок. Ты станешь отцом!
— Ну, и что? — жарко пытается он наверстать то, чего я лишила его этим вечером. Властной рукой накрывает лобок…
— Ну, и что? — я сдвигаю одетые в брюки бёдра. Как хорошо, что сегодня додумалась выйти из дома не в платье. И он удивлён! Почему?
— Это ничего не меняет, не меняет моих чувств к тебе, — нагибается он.
У меня не хватает пространства, я почти разлеглась на столе. Только папки мешают…
— А мои чувства к тебе изменились, — давлю на больную мозоль.
— Так ли это? — бросает сквозь зубы, — Ты потому так оделась сегодня? Надела штаны?
— Да, поэтому! — я отвергаю ладони Левона. Опершись о локти, смотрю ему прямо в глаза, — А вчера я спала со своим мужем.
Он застывает на выдохе:
— Что?
— Да, представь себе! Первый за долгие годы супружеский секс, — говорю. Но отчётливо знаю: не первый. И отнюдь не добровольный! Но об этом молчу.
— Ну, и как? — скрежещет зубами Левон, — Мне в отместку?
— Нет, — продолжаю лежать на столе, — Просто так!
— Просто так? — уточняет Левон. А глаза так и жгут первозданным огнём. Сквозь одежду. Сквозь кожу. И, кажется, видят насквозь, что я вру…
— Да, он попросил, как всегда. А я в этот раз не стала отказывать. И знаешь, ничуть не жалею об этом. Возможно, у нас ещё всё наладится? — сама не верю в то, что говорю. И ненавижу их всех. Окунева, за то, что он есть! А Левона… За то, что его больше не будет.
Он выпрямляется, смотрит, ведя языком по губе:
— Что ж, — произносит, — Желаю удачи!
Я встаю, оттолкнувшись руками. Бросаю вдогонку ему:
— Это всё? А где же твоя любовь? Где же чувства, о которых ты тут распинался?
Он подходит к двери и хватает за ручку.
— Будь счастлива с мужем! — желает мне, прежде чем выйти в пустой коридор.
Дверь остаётся слегка приоткрытой. А я продолжаю сидеть на столе. Ну, зачем я сказала? Зачем? Чтобы нам было проще расстаться?
Неожиданно я представляю себе, как и Ромик однажды вот так говорил одной из своих многочисленных шлюх, пока я ходила беременной Сонькой:
— Я хотел полюбить её по-настоящему. И я думал, что это любовь.
Он лишь думал, что это любовь. И Левон тоже думал. А любви просто нет! Это чувство доступно не всем. Я, к примеру, его не достойна. Потому нелюбима никем. Не была. И не буду. И всё.
На этот раз меня, плачущей, находит внутри младший брат. Володька уже целиком «упакован». Очевидно, собрался домой?
— Эй, тук-тук! — стучит он в слегка приоткрытую дверь кабинета.
Я шмыгаю носом:
— Кто там?
— Медведь пришёл, — вторгается он в мой слезливый мирок.
Брат и правда, как мишка. Такой же большой и пушистый. Борода у него рыжеватого цвета. Он в папу. Тот тоже был с лёгкой рыжинкой, до того, как стал седым.
— Ты домой собираешься?
Я вытираю глаза:
— Собираюсь.
— Чего ноешь? — осведомляется брат.
— Жизнь жопа! — сползаю на пол со столешницы.
Володька вздыхает:
— С Левоном поссорились?
Я вынимаю пальто, достаю шапку, шарф:
— С чего ты решил?
— Да с того! — потирает он бороду, — Видел его только что. Пробежал мимо, даже не попрощался.
— Пускай катится, — фыркаю я, одеваясь.
— А я говорил…, - начинает Володька.
— Отстань! — возмущаюсь в ответ.
Мы выходим из клиники. Машин на парковке немного. Каждый садится в свою. Он бибикает мне на прощание. Я отвечаю коротким сигналом, машу. А сама остаюсь неподвижно сидеть. Нет ни сил, ни желания ехать домой! А ведь надо. Там Сонька, наверно, приехала с Бубликом. Надо бы что-то сварганить на завтра. Всего один день выходной! Завтра к родителям съезжу, развеюсь. Пускай их проблемы меня отвлекут.
По пути, завернув на уютную улочку, я паркуюсь к обочине. Тут забегаю в кафе «Виталина». Всегда беру выпечку здесь! А хозяйка кафе — одна из моих пациенток. Удивительно, ей сорок пять, а она на сносях. Это третий ребёнок от мужа. И везёт же кому-то! Любовь на всю жизнь. Без измен, без разводов, без стрессов.
Виталина [1]сегодня на месте. Увидев меня, улыбается:
— Здравствуйте, Рита! Так рада вас видеть. Лариса, дай свежих рогаликов! Или сегодня что-то другое?
Я смотрю на её выпирающий животик. Во мне просыпается доктор:
— Как самочувствие, Вита?
Она поправляет рыжий хвост:
— Да ничё! Только пи́сать всё время охота, — шепчет, заслонившись рукой.
— Это нормально. Когда на приём? — уточняю я.
— В среду! — кивает хозяйка. И вручает бумажный пакет.
— Что-то много здесь, — открываю.
Божественный запах горячих ещё, свежих булочек, вызывает голодные спазмы в желудке. Пожалуй, не стану ждать! Съем одну из них прямо в машине.
— Подарочек от заведения, — улыбается Вита. Её оптимизм поднимает моё настроение, — Может, чай, или кофе?
— Нет, спасибо! Поеду домой, — говорю.
Сев в машину, беру из пакета хрустящую выпечку. Закрываю глаза и жую. И пускай растолстею. Плевать! И пускай всё сиденье теперь будет в крошках. Если жизнь под откос, есть ли смысл беспокоиться? Буду грязнулей и зад отращу, чтобы ни один, даже самый красивый докторишка, никогда на него не залип.
[1] Виталина Шумилова — героиня моей предыдущей дилогии (книга "Всего лишь измена").
Глава 8
У моих родителей недавно умер питомец. Пёс хаски по кличке Камыш. Он болел, как и люди болеют, раком. Родители потратили немало денег и сил на лечение, но его всё равно пришлось усыпить. Горевали все! Даже Окунев. Родители, кажется, до сих пор не оправились. Предлагала купить им щенка, не хотят. Говорят:
— Камыша нам никто не заменит.
Сегодня решила наведаться к ним. Давно не была. Везу папе лекарства «Ленфарм». У него геморрой. Деликатная тема, которую он избегает! Даже лекарства берёт так, как будто наркотики, прячет их сразу, стыдится меня.
Раньше «Ленфарм» был
