Кэш - Джессика Петерсон
— Может, пока будешь там, ещё и ковбоев освоишь.
Я фыркаю.
— Нет уж, спасибо.
— Клянусь, ты, наверное, единственная женщина в мире, которую не привлекают парни в шляпах Stetson и джинсах Wrangler.
— Ты вообще знакома с моей матерью? И не будем забывать о чудесном Кэше Риверсе.
Я уже рассказывала Уилер, каким козлом был Кэш, когда звонила ей неделю назад, возвращаясь домой из Хартсвилла.
— Справедливое замечание. Хотя, сомневаюсь, что все ковбои такие. — Она выдыхает. — Ты уверена, Молли? Жизнь на ранчо и ты… ну, вы как огонь и лёд.
— Ещё бы, Шерлок. Я не собираюсь делать больше, чем потребуется.
Хотя, если быть честной, сердце всё же чуть заметно сжимается от мысли снова оказаться в седле. У меня не так много воспоминаний о жизни на ранчо, но вот верховая езда — одно из них. В детстве я обожала кататься.
— Будь осторожна.
— Конечно.
— И присылай фото. Особенно всех ковбойских задниц, которые встретишь.
Я смеюсь.
— Сделаю, что смогу.
— Вот и умница. Держи меня в курсе. Удачи, подруга.
— Уилер?
— А?
— Мы, конечно, много говорили в теории о том, как помогли бы друг другу скрыть улики… Но ты бы действительно стала моей сообщницей? Если бы я вдруг попросила?
Я слышу её ухмылку по голосу.
— Только скажи, и к рассвету мы уже будем в пути, лопаты наготове.
Глава 5
Кэш
Лассо и скачка
Их сотни.
Некоторые сложены в маленькие зелёные книжечки из аптеки. Другие стопками связаны резинками. Третьи лежат россыпью, брошенные в банковскую ячейку, словно безо всякого порядка.
Но всех этих фотографий объединяет одно: на них Гарретт, Обри или Молли, или какая-то их комбинация.
Кто вообще тратит силы на то, чтобы проявлять плёнку в наше время? И зачем прятать их в банке, если они явно созданы для того, чтобы их рассматривали?
Нахмурившись, я раскладываю их по столу в офисе на ранчо. Гарретт переделал старый амбар под рабочее пространство вскоре после того, как мои братья и я приехали на ранчо Лаки. В жаркие дни, как сегодня, здесь всё ещё пахнет сеном — запах въелся в стены за долгие десятилетия.
Мой стол всегда в порядке, на нём почти ничего нет, кроме ноутбука и небольшой стопки книг. В основном нон-фикшен — биографии, исторические хроники, иногда триллер или что-нибудь из Стивена Кинга. Формально у меня два выходных в неделю, но я всё равно прихожу в офис. Обычно я загружен, но даже если выдаётся свободная минутка, мне всегда нужно, чтобы под рукой была книга.
Но сегодня мои книги сдвинуты в сторону, чтобы освободить место для фотографий Гарретта. Я смотрю на них, и у меня сжимается грудь.
В ячейке больше ничего не было. Только эти бесконечные стопки снимков размером десять на пятнадцать.
Тот факт, что для Гарретта, чертовски богатого человека, эти фотографии были одними из самых ценных вещей, заставляет меня перехватить дыхание.
Он был чертовски хорошим человеком.
И далеко не идеальным. Я знаю, что он жалел о том, что отпустил Обри и Молли. Но насколько мне известно, он так и не попытался их вернуть, как должен был бы.
— Это убивает тебя, — сказал я ему однажды. — Так иди и забери их.
Но на следующее утро он всё так же оседлал свою кобылу, Марию, явно не собираясь покидать Хартсвилл. Думаю, прошло слишком много времени, и он не хотел рушить ту жизнь, что Обри и Молли построили в Далласе.
Думаю, больше всего на свете он боялся. Был упрям. И использовал ранчо как оправдание, чтобы не разбираться со своими чувствами. Со своими ошибками тоже.
Чёрт, разве я не такой же?
Я бросаю взгляд на пустой стол напротив. Стол Гарретта. Уайатт и Сойер разобрали его вещи через пару недель после его смерти, хотя я говорил, что сделаю это сам. Думаю, они понимали, что мне это разобьёт сердце.
Как, наверное, разбивало сердце и Гарретту, когда он смотрел на эти фотографии. Он явно любил свою бывшую жену и дочь, но они никогда его не навещали, и он сам, кажется, тоже к ним не ездил. Насколько мне известно, по крайней мере.
Так что же, он запер фотографии в ячейке, чтобы не сталкиваться со своим сожалением?
Я беру в руки выцветший от солнца снимок Молли. В детстве она была просто чертовски милой. Светлые хвостики. Огромная улыбка, в которой не хватало передних зубов.
На лошадях она запечатлена бесчисленное количество раз. Удивительно видеть «городскую девочку», радостно позирующую верхом на роскошном пятнистом коне. Но в седле она смотрится уверенно. Даже счастливой.
Интересно, скучает ли она по этому? По лошадям, по солнцу. По просторам Хилл-Кантри.
Я отгоняю эту мысль, пытаясь унять боль в груди.
Гарретт тоже выглядит счастливым на этих фотографиях. По-настоящему счастливым. Я бы не сказал, что он был несчастен в то время, когда я его знал, но таким светящимся, как на этих снимках, я его никогда не видел.
Семья — это сложно. Я знаю это лучше, чем кто-либо. Но мысль о том, что Гарретт умер, так и не наладив отношения с людьми, которых любил больше всего, — это по-настоящему трагично.
Мне стоило надавить на него сильнее. Стараться убедить его отправиться в Даллас — или хотя бы чаще созваниваться с дочерью. Но он застрял в своих привычках и в итоге пытался купить её любовь деньгами, что, разумеется, ни к чему не привело.
Теперь его нет.
А если я тоже умру, так и не осуществив свою мечту? А если мне не удастся спасти ранчо Риверс?
А если у меня никогда не будет семьи?
Бесперспективный секс без обязательств меня вполне устраивает. Если мне нужно, я просто набираю номер.
Но иногда мне хочется, чтобы в моей постели кто-то задержался дольше, чем на одну ночь. Хочется иметь человека, единственного, с кем можно поговорить, о ком можно заботиться. Который бы заботился обо мне.
Жизнь тяжёлая. Было бы неплохо не тащить её в одиночку.
Но какая разница. Я и так уже слишком занят тем, что забочусь обо всех остальных, чтобы думать о том, чтобы впустить в свою жизнь ещё и девушку.
Может, поэтому Гарретт так и не женился после развода.
И всё же, почему, чёрт возьми, он оставил эти фотографии мне, а не Молли или Обри? Что он
