Когда горит огонь - Ханна Грейс
– Почему у тебя такой вид, будто ты убегаешь с места преступления? – спрашивает друг Расса Генри. Мне бы хотелось, чтобы он говорил потише.
– Ничего подобного.
Девушка рядом с Генри смотрит на меня с сочувствием, безмолвно подтверждая его слова.
– Простите, мне пора, – выдавливаю я.
Они уступают дорогу, и я пробегаю мимо них, очень надеясь, что удастся поймать попутную машину и не тащиться домой пешком.
– Он хороший парень, – говорит Генри. – Правда хороший.
– Знаю, – мямлю я. – Мне в самом деле пора.
Вечеринка подходит к концу. Люди, которые могут увидеть мой уход, слишком пьяны. По пути к входной двери я успеваю надеть туфли. Вызвать «Убер» никак не получается, поэтому топаю домой пешком.
ЭМИЛИЯ БЕННЕТ
Скоро буду
Ты в порядке?
Да
Страхи одолевают?
Да
Хочешь переночевать у меня?
Да
Страхами Эмилия называет момент озарения, когда выходишь из ситуации, в которой оказалась. Это неприятное чувство, когда тебя одолевает тревога и ты думаешь, правильно ли поступила. В такие моменты, как сейчас, я остаюсь наедине со своими мыслями. Обдумываю, лучше мне стало или хуже от того, что только что сделала. Пошла бы на это, если бы не лезла поминутно в телефон и занималась бы своими делами? И как долго меня будет поддерживать ощущение самоутверждения и нужности, прежде чем я начну искать его в следующем месте? И, наконец, действительно ли что-то из этого имеет значение, если всем плевать на то, что я делаю?
Страхи – это не всегда сожаление, это размышления, а я не люблю ломать голову.
ЭМИЛИЯ БЕННЕТ
Почему ты так медленно?
Ты на машине?
Аврора, ты идешь пешком!!!
Смотри, чтобы тебя не убили.
Я так зла на тебя.
Я почти пришла
– Прекрати валять дурака, – говорит Эмилия, когда я падаю рядом с ней. – Не шути с огнем только потому, что у тебя не хватило терпения дождаться такси.
– Учту.
Может, если бы я поехала на машине, не пришлось бы всю дорогу думать о парне, от которого только что ушла.
– Твоя пицца на кухне.
– Я больше не хочу есть.
Эмилия тяжело вздыхает.
– Иди спать. Тебе понадобятся силы, чтобы разнимать ссорящихся родителей.
– Уверена, что хочешь пойти на завтрак?
Я не получаю ответа, зато в меня летит подушка.
– Можем инсценировать собственную смерть.
– Твоя мама поймет. Рор, тебе правда надо поспать. – Эмилия подавляет зевок. – Только подумай, все лето не делиться своим местоположением посреди ночи. Недели напролет присматривать за детьми, чтобы они были живы и здоровы, а еще заниматься саморазвитием.
– Звучит идеально.
Глава 6
Аврора
Ничто на свете не вызывает такого незамутненного отчаяния, как необходимость провести какое-то время под одной крышей с моими родителями.
Может, это звучит драматично, зато честно: Чак и Сара Робертс – пара с плаката «иногда развод – это благо». Как только они оказываются на расстоянии шести футов[7] друг от друга, сразу превращаются в монстров.
Поэтому мне повезло, что папа так и не соизволил исполнить обещание и прийти на прощальный завтрак перед моим отъездом на все лето в «Медовые акры».
Причем больше всего раздражает не то, что тебя постоянно подводит человек, который должен быть незыблемым столпом в твоей жизни, а эффект, который эта фигня с отсутствующим родителем производит на маму. Маму я бы вытерпела, реагируй она поспокойнее.
– Почему бы тебе не напомнить ему еще раз? – Она с недовольной миной смотрит поверх стакана с апельсиновым соком. – Ты звонила его ассистентке? Или Эльзе? Твоя сестра, похоже, всегда может до него добраться.
– Он не ответит. Все нормально.
Потому что нельзя разочароваться в человеке, в которого и так не веришь.
– Наши планы его явно не волнуют. Что ты говорила?
Я залпом допиваю свою воду, освобождая метафорический кирпич, застрявший в горле. Этот кирпич становится чуть больше каждый раз, когда я произношу «все нормально».
– Я как раз собиралась спросить: не думала ли ты вернуться домой, когда приедешь из лагеря? – интересуется мама.
Боже, дай мне сил.
– Аврора, не смотри на меня так. Я в буквальном смысле тебя породила.
Можно подумать, что за двадцать лет я привыкла к бесконечному допытыванию и не слишком завуалированным напоминаниям о том, что существую на свете благодаря ей, но на самом деле это не так.
– Э… мам, мы уже подписали договор аренды на следующий год. Папа уже заплатил за весь год вперед.
Это вежливый способ сказать: «Скорее ад замерзнет, чем я снова буду с тобой жить».
– Ты же не думаешь, что я буду каждый день ездить из Малибу, когда у меня есть прекрасное жилье рядом с колледжем… Да я бы по полдня торчала в пробках.
– В других культурах дети всегда живут с родителями, – говорит мама, понизив голос. – Твоя сестра в Лондоне. У тебя есть три дня подумать над моим предложением. Не веди себя так, будто я неадекватная, только потому, что хочу регулярно видеть дочерей. И до колледжа не так уж далеко.
Боже упаси, чтобы Сару Робертс обвинили в неадекватности.
– А для моих родителей мой переезд домой стал бы кошмаром, – вмешивается Эмилия, выдавливая смешок, чтобы разрядить обстановку.
Эмилия Беннет прекрасная соседка по комнате, лучшая подруга, а порой еще и защита от чувства вины. Она два года изучает связи с общественностью и шесть лет играет роль эмоциональной няньки при моей маме, справляясь с ее переменчивым настроением, и уже стала моим личным антикризисным менеджером.
– Уверена, они были бы не против твоего возвращения домой, Эмилия. – Мама трагично вздыхает. – Наверняка без тебя дом кажется им огромным и пустым.
Ага, не надо было продавать дом моего детства и, воспользовавшись разделом имущества при разводе, покупать огромный дом на пляже, который так и кричит: «Пошел ты». Тогда он не казался бы ей таким пустым.
Мама переводит взгляд на меня. В нем сквозит знакомое выражение: ожидание.
Она ожидает, что я захочу быть дома так же сильно, как этого хочет она, и не может понять, почему дочь предпочла работать все лето, чем проводить его с ней. Когда меня отправляли в лагерь в детстве, это не было проблемой, зато стало теперь, когда мама поняла, что там мне гораздо лучше, чем в ее компании.
Когда я была
