Безумная ночь - Лиз Карлайл
Сначала там были лишь смутные намеки – никаких доказательств, просто загадочные фразы и саркастические намеки вперемешку со слюнявым самолюбованием. Фредерика продолжала читать, и на сердце у нее становилось все тяжелее. К ней стучали в дверь, но она отказывалась кого-либо видеть. Во второй половине дня она исключительно ради ребенка согласилась принять у Куинни поднос с едой, а перекусив, опять вернулась к своему занятию. Фредерика дрожащей рукой закрыла последнюю тетрадь, когда совсем стемнело.
Кассандра была неглупа и глубоко порочна: совращала не спеша, со знанием дела. Об ужасной правде было совсем не трудно догадаться. Почему же никто не заметил того, что происходило в доме? Ведь он был еще мальчик! Кто-то должен был следить за ним, защищать его!
«Кему это было безразлично, – сказал Бентли. – Если бы не было безразлично, он бы, возможно, заметил».
Вот они, ответы! Их было не трудно найти, если бы кто-нибудь захотел их поискать. Где-то в глубине дома часы пробили шесть. Звук был низкий, печальный. Фредерика наконец дала волю слезам, решив напоследок нареветься всласть, как и собиралась, когда сидела на ступеньках в церкви, но на этот раз она рыдала не о себе.
* * *
Вдоль почтовых трактов Англии расположены тысячи постоялых дворов вроде «Кэт» и «Курьер» – мест более-менее приличных, хоть и не претендующих на элитарность. В «Кэт» имелась тесная темная пивная, спартанского вида харчевня, а наверху полдюжины комнат, которые сдавались постояльцам. Бентли частенько заглядывал в «Кэт», поскольку тот расположен между Честон-он-Уотером и районом Большого Лондона и там всегда можно было получить чистую, незавшивленную постель, а при желании и чистую, незавшивленную девчонку, чтобы согреть эту постель. К тому же здесь можно было сыграть в кости или в карты, хотя на честность не всегда приходилось рассчитывать. Однако в то утро Бентли, проснувшись, не смог бы сказать, чем занимался накануне и даже какое время суток было сейчас. Его голова гудела, во рту словно переночевал кавалерийский полк, но кто-то, однако, имел наглость изо всех сил колотить в дверь. А-а, пропади они все пропадом! Застонав, Бентли перевернулся на другой бок, но стук в дверь не прекращался, а, напротив, превратился в громоподобную барабанную дробь в голове.
– Мистер Ратледж! – раздался пронзительный голос. – Сэр, уже половина первого. Мне нужно узнать, желаете ли вы сохранить за собой эту комнату, а также уладить небольшое дельце насчет вчерашних… гм-м, расходов.
Бентли в ответ проворчал что-то нечленораздельное. Хозяин постоялого двора принял это, видно, как протест, и голос зазвучал на октаву выше:
– Нет, сэр, я вынужден настаивать на этом! Придется заплатить долги. Моей пивной причинен огромный ущерб.
– Да пошли вы все… – проворчал Бентли и зарылся поглубже в подушку, но вдруг вспомнил, что обещал Фредди не употреблять бранных слов.
И, как ни странно, ему было важно выполнить это обещание, пусть даже она этого не слышит и никогда об этом не узнает. Господь милосердный! Похоже, он совсем лишился разума. Видно, последние мозги вынесло из головы вместе с галлонами бренди, которые он влил в себя этой ночью.
Но ведь это все напрасно: во всем христианском мире не хватит спиртного, чтобы залить его тоску по жене, заставить забыть вкус ее губ и тепло рук. Казалось бы, ничего не изменилось, но все было теперь иначе: они с ней стали единым целым.
Он даже не заметил, как и когда это произошло, но знал твердо, что существовать без нее не сможет. У него было время поразмыслить, подумать над ее словами, и он наконец-то понял: пора возвращаться домой, пора просить прощения, сначала у брата, потом у жены. Она не оставила ему выбора. Он лишь надеялся, что не опоздал с раскаянием.
В коридоре за дверью хозяин тем временем принялся перечислять разбитые оконные стекла, сломанные столы, посуду, осколки которой ему пришлось убирать. К тому же куда-то исчезла каминная полка… Видит бог, для таких проделок он, пожалуй, уже не годился, но что-то все-таки натворил. Бентли ничего не помнил, но ведь именно этого и добивался, разве нет?
Неожиданно к голосу хозяина присоединился еще один, уверенный, женский:
– Здесь, видно, немножко пошалили ночью, да? Не переживай: лорд Ратледж очень щедрый и за все заплатит. А теперь дай-ка мне этот ключик!
Хозяин что-то возмущенно возразил, и Бентли, заинтересовавшись, попытался сесть в кровати.
– Ну не будь таким засранцем и дай мне этот ключ! – потребовал опять женский голос, который сопровождали глухие удары.
– Мадам! – возмутился хозяин. – Это респектабельная гостиница!
– Конечно. А я респектабельна, как сама старая королева, упокой Господь ее душу!
Последовали очередной глухой удар и еще несколько совсем не респектабельных слов, после чего в замочной скважине заскрежетал ключ. В комнату ворвалась Куинни, гордо выпятив, словно нос линейного корабля, бюст. Тщедушный хозяин прыгал вокруг нее, словно не в меру усердный терьер, пытаясь отобрать ключ.
Куинни раздраженно повернулась и со шлепком вложила ключ ему в ладонь.
– Держи, красавчик, и оставь нас вдвоем. У меня к нему дело деликатного свойства.
– Еще бы! У таких, как вы, других и не бывает, – ядовито заметил хозяин. – Но все же хотелось бы знать, когда он намерен заплатить за причиненный ущерб.
И глазом не моргнув, Куинни задрала юбки, обнажив толстую молочно-белую ляжку с подвязанным к ней зеленым сафьяновым кошельком. Хозяин охнул и отвел взгляд.
– Это то, что вы называете пенсией по старости, миленький, – фыркнула толстуха, доставая банкноту. – Держи и беги скорее вниз, пока я не сломала твою ручонку, – проворковала Куинни нежно. – И пришли сюда чайник кофе, два сырых яйца и кружку крепкого портера.
Хозяин проворно выскочил из комнаты. Бентли с трудом приподнялся на локте и прохрипел, указывая трясущимся пальцем на кучу одежды на полу:
– Подай мне пиджак. Я расплачусь с тобой, Куинни, а потом ты уберешься отсюда.
Комната вдруг закружилась перед глазами, и он был вынужден опять рухнуть на подушку.
