Неуловимая подача - Лиз Томфорд
Болельщики выстроились вдоль огороженной канатом площадки, освобождая проход для команды к автобусу, но большинство ребят точно найдут минутку, чтобы задержаться, раздать несколько автографов и поблагодарить болельщиков за то, что они ждали их.
Они смотрят на меня так, словно я понятия не имею, как обращаться с семнадцатимесячным ребенком, который все еще не спит в одиннадцать часов вечера и оглушительно кричит мне в ухо, и они правы. Моя неуверенность быстро растет, потому что все здесь понимают, что я не та, кто ему нужен.
Всего семь недель назад я планировала провести лето, работая над новыми рецептами и улаживая свои проблемы на кухне, но сейчас все, о чем я могу думать, – это как обеспечить Макса всем необходимым в надежде, что он почувствует себя лучше. Я знаю, что ему плохо, это же ясно как божий день. У него воспалено горло и постоянно течет из носа. Но я не Кай, и Макс не успокоится, пока не придет его отец.
Когда Кай в своей кепке задом наперед и контактных линзах вместо очков наконец выходит на улицу, моя голова раскалывается так сильно, что все, чего я хочу, – это упасть в кровать и поспать хотя бы несколько часов. Он выглядит раздражающе красивым и собранным, в то время как я чувствую себя дерьмово.
Крик его сына становится сигналом, который немедленно указывает ему направление к нам.
– Иди сюда. – Кай забирает у меня Макса и начинает укачивать его в попытке успокоить. – Ты в порядке, – шепчет он. – С тобой все в порядке, Букашка. Я с тобой.
Рыдания Макса переходят во всхлипывания, он утыкается в отцовское плечо.
– Он что, совсем не спал? – немного резким тоном спрашивает меня Кай.
Я просто качаю головой, слишком уставшая, чтобы что-то говорить, и слишком смущенная тем, что не смогла помочь.
Кай разочарованно вздыхает. Он не высыпается уже три ночи, так что он не только так же измотан, как и я, но, думаю, чувствует себя виноватым из-за того, что подвергает больного сына изнурительному графику поездок. Добавьте это к тому факту, что сегодня вечером он еще и паршиво подавал, и «Воины» проиграли из-за того, что он проиграл пробежку, когда был на питчерской горке.
Кай смотрит на меня, и я чувствую, как у него руки чешутся прижать меня к себе. Я хочу, чтобы он это сделал. Хочу плюнуть на свои дурацкие правила и раствориться в нем, потому что мне сейчас нужно его утешение. Я становлюсь все более и более зависимой от него.
Но не успевают эти слова слететь с моего языка, как один из медиа-координаторов команды хлопает его по плечу.
– Ты надо мной издеваешься, – заявляет Кай, потому что знает, что ему нужно делать, даже не спрашивая. – Мой ребенок болен. Дай мне сесть в этот чертов автобус.
Кай явно расстроен. Он редко ругается в присутствии сына.
– Прости, Эйс, – слегка съеживается координатор. – После двух последних стартов ты прятался от фанатов. К сожалению, я вынужден настоять, чтобы ты провел обход сегодня вечером, прежде чем мы уедем.
Холодный взгляд Кая почти убийственный, и я всем сердцем сочувствую бедному парню по связям со СМИ, который просто пытается делать свою работу.
Я протягиваю руки.
– Хочешь, я его заберу?
– Нет.
Я не удивлена его быстрым ответом. Он на взводе уже несколько дней, и, возможно, я заслуживаю того, чтобы он на меня злился. Я ничем не помогла.
Кай снимает с плеч куртку и использует ее как одеяло, чтобы укрыть сына.
– Дерьмо собачье, – последнее, что он произносит перед тем, как изобразить улыбку и поприветствовать толпу фанатов, которые все громче шумят от волнения по мере того, как он приближается к ним.
Бедный координатор одаривает меня робкой улыбкой, прежде чем собрать еще несколько игроков и направить их на обход. К счастью для него, никто не сопротивляется так, как Кай.
Другие игроки присоединяются к фанатам, и сквозь толпу я вижу, как Кай нацепляет на лицо свою очаровательную улыбку и единственной свободной рукой раздает автографы. В толпе есть и фанатеющие от него мужчины, но я замечаю только женщин. Женщин, которые сюсюкают с маленьким Максом у него на руках. Женщины с откровенными плакатами, заявляющими, как сильно они хотели бы стать женой отца-одиночки в команде.
Я ненавижу их всех, и мне плевать, что это звучит по-детски.
Я ненавижу то, что в конце концов Кай встретит ту, что даст ему то, что ему так необходимо. Ненавижу то, что однажды она дополнит их семью.
И я ненавижу то, что женщиной, которую он выберет, буду не я, потому что я просто проезжавшая мимо летняя пассия.
– Милли, – окликает меня отец, привлекая мое внимание и махая рукой в сторону автобуса команды. – Ты в порядке? Выглядишь заболевшей.
В точку, папа. Именно так я себя и чувствую.
Он касается моего лба тыльной стороной ладони.
– Лоб вроде не горячий.
– Я просто сейчас на взводе.
– Почему бы тебе не посидеть со мной впереди во время полета? Ты могла бы немного отдохнуть.
– Нет, я в порядке. Просто Кай работал весь вечер. Я не могу оставить его с больным малышом.
– Ну, моя малышка заболела, и я о тебе беспокоюсь.
Я выдыхаю неуверенный смешок.
– Папа, мне почти двадцать шесть.
– И ты всегда будешь моей малышкой.
Клянусь, этот парень – ходячее противоречие. Высокий, сложен как танк, весь покрыт татуировками и самый мягкий из всех, кого я знаю.
– Пошли. – Он продолжает подниматься по ступенькам автобуса. – Нужно ехать в аэропорт.
Прежде чем сесть в автобус, я инстинктивно еще раз смотрю на Кая. Он разговаривает с женщиной с длинными каштановыми волосами, и она, конечно же, великолепна. Одета в футболку с его именем. Он что-то ей говорит, и что бы это ни было, его слова заставляют ее запрокинуть голову от смеха. Отсмеявшись, она заправляет волосы за ухо и смотрит на него сквозь ресницы.
Мне знаком этот взгляд. Я сама его использовала.
Но он адресован Каю, так что теперь я не только устала, но и киплю от злости.
Протягивая фломастер, она поворачивается и зачесывает волосы набок, позволяя ему расписаться на ее футболке, и когда он заканчивает, можно подумать, что он пойдет дальше. Но нет, он остается, чтобы еще немного с ней поговорить. Она указывает на Макса, который наконец-то успокоился, и все, что она говорит, вызывает на лице Кая улыбку, которую я так привыкла видеть адресованной мне.
И тут, когда она вкладывает в его свободную руку листок бумаги – без сомнения, ее номер телефона, моя кровь начинает закипать.
Я не из тех девушек, которые просто сидят сложа руки и наблюдают, как кто-то пристает к их мужчине. Кроме того, у меня никогда раньше не было мужчины, на которого я могла бы претендовать, и, хотя я бы хотела подойти прямо к Каю и забрать его, он тоже не мой мужчина. И я сама об этом позаботилась.
Я не должна чувствовать себя собственницей, у меня нет на это права, но я ничего не могу с собой поделать. Я странным образом встревожена. Эта женщина ничего о нем не знает.
Она не знает, что он воспитывал своего брата или что он пытался уволиться в тот же день, когда оказался единственным родителем Макса. Она не знает, каков он на вкус и что его очки запотевают, когда он слишком долго целуется.
Я поняла. Он невероятно привлекателен и к тому же – профессиональный спортсмен. Я понимаю, что самоотверженный отец-одиночка должен обходиться с другими женщинами так же, как и со мной, но он не свободен.
Ведь так?
С каких это пор я стала ревновать? Я никогда не привязывалась настолько, чтобы ревновать.
И почему я так волнуюсь, представляя эту случайную рыжеволосую девушку в роли новой мамы Макса?
Бьюсь об заклад, она знала бы, как поднять ему настроение, когда он болеет. Уверена, она смогла бы заставить его перестать плакать на парковке. Скорее всего, она юрист или врач. Хуже того, она, наверное, педиатр, у нее много кардиганов и она из большой семьи, которая с радостью примет этих двоих в свои ряды.
Семья – это
