Неуловимая подача - Лиз Томфорд
Я усмехаюсь.
– Очевидно, ты никогда раньше не была на свиданиях, если думаешь, что они такие. Это рабочая встреча, Миллс. Хватит выдумывать. Будь профессионалом.
Она снова смотрит на десерты, щурит глаза, и ее улыбка возвращается. Мы продвигаемся в очереди, все ближе и ближе к получению нашего заказа. Стоя передо мной, она откидывается назад, рассеянно прижимаясь к моей груди, и продолжает рассматривать витрины.
И я улыбаюсь, как тридцатидвухлетний ребенок рождественским утром, потому что для деловой встречи непринужденных прикосновений более чем достаточно.
– Что ты хочешь заказать? – говорит она почти шепотом, как будто это – только наш с ней секрет.
Мне чертовски нравится видеть ее такой. Улыбка и воодушевление, которые она сейчас излучает, – я представлял, что именно такой она была, когда маленькой девочкой открыла для себя любовь к выпечке.
– Ну что же, – говорю я, извлекая из заднего кармана сложенный лист бумаги. – Я провел небольшое исследование.
– Ты провел небольшое исследование? – со смехом переспрашивает она. – И также распечатал карту, как сюда добраться, старик?
– Помолчи.
Ее глаза сияют, и она поджимает губы, чтобы удержаться от смеха.
– Как я уже сказал, я провел небольшое исследование и составил список.
– Ты составил список. На листе линованной бумаги. Ручкой.
– Ты так и будешь описывать все, что я делаю, или…
– Малакай, в твоем телефоне не просто так есть приложение для заметок.
– Ну, все равно, – обхватив ее руками, я держу перед нами листок. – Давай возьмем все это и все, что ты захочешь попробовать.
Пока Миллер просматривает мои записи, сравнивая их с тем, что находится в стеклянных витринах, мы продолжаем продвигаться в очереди. Все работающие за прилавком женщины – невысокие пожилые итальянки. У них нет времени на все эти туристические штучки, поскольку они ожидают, что заказы будут сделаны в ту же секунду, как посетитель доберется до них. Если происходит задержка, а посетители продолжают разглядывать витрины, по всей пекарне разносится череда итальянских слов, предположительно ругательных.
Я проверяю стеклянные витрины, чтобы убедиться, что не пропустил ни одного обязательного десерта. Все они выглядят потрясающе, и я бы взял по одному всех видов, если бы за нашим столиком хватило свободного места. Но живущая в моем доме пекарь так меня избаловала, что этот поход больше для нее, чем для меня.
– Тирамису был любимым блюдом моей мамы, – говорю я, указывая на итальянский десерт, когда мы проходим мимо него.
– Вижу, у этой женщины был хороший вкус.
– И генетика тоже хорошая, да?
Она смеется.
– Отличная генетика.
– Следующий! – кричит из-за кассы женщина с оливковой кожей и седыми корнями волос.
Миллер просто протягивает ей мой список десертов.
– Пожалуйста, вот это.
Женщина пробегает глазами по листу, и ее губы приподнимаются в нехарактерной для нее манере.
– Вы мне нравитесь, ребята, – заявляет она, прежде чем отправиться упаковывать наши десерты.
– Видишь, – шепчу я, и моя рука скользит по бедру Миллер, пальцы касаются ее внизу живота. – Мой список пригодился. Мы бы ни за что не получили такого отклика, если бы дали ей чертов телефон.
Она хихикает, накрывая мою руку своей, а потом окликает:
– Пожалуйста, можно мы добавим еще тирамису?
– Вы его получите!
Миллер молча одаривает меня понимающей улыбкой через плечо, одновременно прилагая все усилия, чтобы я в нее не влюбился.
Миллер издает тихий счастливый вздох.
– Это был лучший час в моей жизни.
На столике между нами стоят четыре забитые до отказа гигантские коробки с выпечкой, и от каждого десерта осталось всего по нескольку кусочков. Мы попробовали торроне[59], бискотти[60], эклеры и что-то под названием «хвост омара»[61], совершенно не от мира сего. Я бы хотел съесть еще, но я объелся.
– Что тебе больше всего понравилось? – спрашиваю я.
– Не знаю, смогу ли я выбрать. А тебе?
– Не знаю, есть ли у меня любимый десерт, но мне понравилось наблюдать, как ты, словно сумасшедший ученый, разбираешь каждый кусочек.
– Я работала, помнишь? Это деловая встреча.
– Итак… ты ощутила искорку?
Она смотрит на меня через стол, на ее губах играет легкая ухмылка, и, хотя я имел в виду вдохновение для работы, мы оба знаем, что искорка между нами проскакивает всегда.
Ее внимание возвращается к нашему столику с десертами.
– Думаю, да.
– Хорошо. – Схватившись за ножку ее стула, я тяну ее к себе, заставляя сесть рядом и давая понять, что наша деловая встреча официально окончена. – Расскажи мне все.
Она берет канноли.
– Я подумала, что могла бы приготовить трубочки из темного шоколада, вот такой формы, с начинкой из пралине с копченым фундуком. – Она указывает на кусочек шоколадного пирога с пралине. – С похожим вкусом, но не такой плотной текстуры. Я могла бы разрисовать блюдо шоколадом, украсить сахарной пудрой и положить в завершение шарик соленого мороженого из овечьего молока. – Она делает паузу, чтобы перевести дыхание. – Как думаешь?
Я смотрю на нее с открытым ртом.
– Понимаю. Понимаю. Кому, черт возьми, захочется мороженого из овечьего молока, верно?
– Ты это просто придумала? Просто взяла из воздуха?
Впервые в жизни Миллер выглядит застенчивой.
– Миллс, это звучит невероятно.
– Да?
– Да. Черт возьми.
– Ну, если я ничего не испорчу, когда мы вернемся домой, то у меня будет один рецепт. Осталось еще два. – На ее губах появляется улыбка облегчения, она оглядывает все еще оживленную пекарню. – Спасибо, что пригласил меня. Мне здесь нравится. Интересно смотреть, как люди пробуют первый кусочек.
Прямо сейчас она наблюдает, как кто-то пробует выпечку, а я наблюдаю только за ней. Я не получаю такого удовольствия, как она, потому что я не творческий человек. У меня нет продукта, который я мог бы предложить миру в надежде, что он ему понравится, но, черт возьми, я могу целый день любоваться тем, как Миллер наблюдает, как другие едят.
– Ты могла бы когда-нибудь захотеть открыть такое заведение, как это?
Я понимаю, что играю с огнем. В некотором смысле я спрашиваю, сможет ли она для этого когда-нибудь достаточно долго задержаться на одном месте.
Она пронзает меня взглядом, давая понять, что подоплека моих слов очевидна, но решает подыграть.
– Если бы ты спросил меня об этом семь лет назад, я бы ответила «да». Но сейчас? Я не думаю. Я работаю в ресторанах мишленовского уровня по всей стране. Недавно я получила награду, к которой большинство шеф-поваров стремятся всю свою жизнь, да так и не получают. У меня уже на три года список кухонь, желающих меня нанять. Я зарабатываю хорошие деньги и, хотя тебе не нравится, когда я это говорю, чувствую, что ради отца обязана сделать что-то важное в своей жизни. И нет, десерты не так важны, но я пыталась добиться успеха в этой индустрии. На данном этапе своей карьеры я не могу позволить себе роскошь менять направление. Ты согласен?
Ух ты. Не знаю, была ли Миллер когда-нибудь со мной настолько открытой. Не только в том смысле, что поделилась тем, что творится в ее милой маленькой головке, но и в том смысле, чтобы спросить мое мнение по этому поводу.
Поэтому я очень тщательно подбираю слова. Что-то слишком глубокое и личное может подтолкнуть ее к бегству.
– Нет, я с тобой совершенно не согласен. Я думаю, за жизнь можно сотни раз сменить направление и никогда не зациклиться. Главное в жизни – находить радость, жить так, чтобы это приносило счастье тебе и другим. Итак, я думаю, главный вопрос в том, делает ли тебя счастливой твоя карьера? Эта работа – работа твоей мечты?
Она делает паузу, на мгновение задумываясь.
– У меня это хорошо получается, так что да, теперь это моя мечта.
Не совсем ответ на мой вопрос, но мне достаточно, чтобы понять. Это то, чего она хочет от жизни. Она добилась успеха в карьере на высоком уровне, никогда не задерживаясь надолго на одном месте.
Я хочу ей сказать: то, что ты талантлива, не означает, что ты кому-то обязана. Единственное, что ты должна ради своего отца, – это найти свое счастье. Переезжай в Чикаго. Не оставляй Макса.
Не оставляй меня.
Но я пообещал Монти, что поговорю с ним, прежде чем
