Воровка - Таррин Фишер
– Ладно, – сказала она.
Я открыл дверь и тут же оказался в прихожей.
Слева от меня находилась кухня и что-то напоминавшее гостиную, справа – лестничный пролет. Я направился к лестнице и уже поднялся на три ступени, когда Кэмми окликнула:
– Знаешь, она была беременна.
Я замер.
– Что?
– После вашего волшебного рандеву в лунном свете.
Я обернулся к ней. Сердце едва не вырывалось из груди. Я мысленно вернулся в ту ночь. Я не использовал презерватив. Не прервал акт. Во всем теле разлилось странное, жуткое покалывание. Она была беременна. Была… была… была…
– Была?
Кэмми сжала губы и многозначительно вскинула брови. На что она намекала? Боль медленно разливалась под ребрами и выплескивалась наружу. Почему она так поступила? Как она могла?
– Лучше бы тебе отпустить ее, – сказала она. – Между вами не просто вода утекла, между вами дерьмо и мертвецы, в которых уже копошатся могильные черви. Так что убирайся к черту из моего дома, пока я не вызвала полицию.
Ей не нужно было повторять дважды. С меня хватило. Навсегда.
Глава 22
Настоящее
Мы возвращаемся в отель и приводим себя в порядок к ужину. Она принимает душ первой, а когда наступает моя очередь, берется за макияж и прическу. Мы до сих пор не целовались. Наш физический контакт ограничился тем, что мы держались за руки, прогуливаясь среди торговых рядов. Я жду ее на балконе, пока она выбирает платье. Когда она выходит, сообщая, что готова, мои глаза стекленеют.
– Ты пялишься, – говорит она.
– Ага…
– Мне из-за тебя неловко.
– У меня из-за тебя встал.
Она возмущенно выдыхает.
– «Обнаженные» чувства, Герцогиня! Ты в облегающем черном платье, а я в курсе, как потрясающе быть внутри тебя.
Она выглядит еще более удивленной, чем секунду назад. Поворачивается, чтобы уйти, но я ловлю ее и притягиваю к себе.
– Ты надела это платье просто потому, что оно тебе нравится. Ты выбираешь одежду не для того, чтобы мужчины обращали на тебя внимание, – ты ненавидишь мужчин. Но твое тело настолько привлекательно, что это происходит, так или иначе. Ты идешь, и твои бедра плавно покачиваются из стороны в сторону, но ты не симулируешь такую походку, чтобы привлечь чужие взгляды, просто ты двигаешься так сама по себе – и все смотрят. Все. И когда ты слушаешь, о чем говорят люди, ты бессознательно прикусываешь губы, чуть скользя по нижней губе зубами. А когда заказываешь вино, постоянно играешь пальцами с ножкой бокала. Ты воплощение секса и даже не подозреваешь об этом. Что делает тебя еще сексуальнее. Поэтому, если у меня в голове крутятся грязные мысли, прости. Я просто под твоими чарами, как и все остальные.
Она кивает; у нее тяжелое, сбившееся дыхание. Я отпускаю ее и веду прочь из комнаты к нашему мини-фургону.
Оливия так и не утратила своего детского трепета и умения искренне восхищаться. Если она видит что-то, что не испытывала прежде, ее это завораживает, и она замирает: распахнутые глаза, приоткрытый рот.
Мы заходим в огромное фойе ресторана, держа друг друга за мизинцы, как юные влюбленные, и она тут же умолкает, озираясь. Слева от нас – стойка администратора, а впереди на два этажа вверх уходит красная стена, украшенная позолоченными зеркалами. Они обрамляют и оформляют просторный проход в ресторан, двери которого расходятся в разные направления, и Оливия вертится, стремясь ничего не упустить. Комнаты освещены красными лампами. Красным сиянием залито абсолютно все. От этого места веет бессмертной классикой и сексом.
– Дрейк, – сообщаю я высокой стройной блондинке за стойкой администратора. Она улыбается, кивает и ищет мою фамилию в списке.
Оливия отпускает мой мизинец, вместо этого оплетая руками мое предплечье. Интересно, боится ли она, – быть может, она в ужасе.
Я наклоняюсь к ней:
– Все хорошо, любовь моя?
Она кивает.
– Выглядит как красная комната боли.
Я едва не открываю рот от удивления. Моя маленькая ханжа расширила свои литературные горизонты. Почти задыхаюсь от сдерживаемого смеха, и несколько посетителей оглядываются на нас. Прищурившись на нее, я тихо спрашиваю:
– Ты читала «Пятьдесят оттенков»?
Она вспыхивает. Изумительно! Эта женщина способна краснеть.
– Все читали, – говорит она, защищаясь. А затем поднимает на меня большие глаза. – Ты?
– Было любопытно, с чего такой шум.
Она делает хлоп, хлоп, хлоп ресницами – так, как умеет только она.
– Вдохновился на новые техники? – спрашивает, опуская взгляд.
Я сжимаю ее руку:
– Хочешь проверить?
Она отворачивается, крайне смущенная.
– Калеб Дрейк, – подтверждает администратор, прерывая наше перешептывание. – Прошу за мной.
Я приподнимаю брови, глядя на нее, убеждаясь, что все хорошо, и мы следуем за администратором в заднюю часть помещения. Она ведет нас сквозь переплетения коридоров, погруженных в приятную полутьму, и приглашает в отдельную комнату, такую же декадентски-красную – красные стулья, красные стены, красные ковры. Лишь белые скатерти нарушают избыточность цвета, и это кажется благословением. Оливия занимает свое место, затем – я.
Официант подходит к нашему столику уже через несколько мгновений. Я не свожу глаз с ее лица, пока он растолковывает каждый пункт винной карты, размером сопоставимой со словарем. Она теряет нить через секунду, и я вмешиваюсь:
– Будьте добры бутылку «Бертани Амароне делла Вальполичелла Классико» две тысячи первого года.
Оливия всматривается в меню – ищет ценник. Официант уважительно кивает:
– Превосходный и редкий выбор. «Бертани» родом из Италии и выдерживается не менее двух лет. Виноград зреет в почве, состоящей из вулканического известняка, а затем высушивается до состояния изюма, в результате чего вино получается сухим и по содержанию алкоголя превосходит большую часть прочих сортов.
Когда он отдаляется от нашего столика, я улыбаюсь ей.
– Мы уже спали вместе. Тебе не нужно заказывать самое дорогое вино в ассортименте, чтобы меня впечатлить.
Я ухмыляюсь.
– Герцогиня, самое дорогое вино в этом ассортименте – с шестью нулями. Я заказал то, что мне нравится.
Она прикусывает верхнюю губу и будто бы оседает, откидываясь на спинку стула.
– Что случилось?
– Я всегда об этом мечтала – приходить в престижные рестораны, которые выращивают собственный скот и подают редкое вино. Но в итоге это выбивает меня из колеи – напоминает, что я лишь нищая бедная шваль, которая просто докопалась до хорошей работы.
Я тянусь к ее ладони.
– За исключением твоей привычки ругаться как сапожник, ты самая элегантная женщина из тех, что мне встречались.
Она улыбается слабо, мимолетно, словно ничуть мне не верит. Но ничего страшного. Остаток вечности я планирую провести, убеждая ее в том, насколько она бесценна.
Заказываю для
