Воровка - Таррин Фишер
Краем глаза она смотрит на меня.
– Ты единственный, кто так считает. Остальные мне верят.
– Я единственный, кто тебя знает.
– Тогда почему ты всегда так легко меня отпускаешь? Почему не знаешь, что я хочу, чтобы ты сражался за меня?
Я вздыхаю. Вот она. Правда.
– У меня заняло очень много времени понять, что ты пытаешься сказать мне именно об этом. И, кажется, стоило мне вернуться за тобой или тебе за мной, мы просто оказывались неготовыми к воссоединению. Но вот он я, десять лет спустя. Сражаюсь за тебя. Мне хотелось бы думать, что я усвоил урок. И еще мне хотелось бы верить, что в конце концов мы достигли той точки, когда действительно готовы друг для друга.
Она не отвечает, но нетрудно догадаться, о чем она думает. Что, возможно, наш час наконец-то пробил. Но только возможно.
Я запускаю двигатель.
Около девяти мы добираемся до залива Тампа. Я пристраиваю яхту на пристани и вызываю такси, чтобы доехать до автомобильного проката. Предложить они могут лишь мини-фургон, и Оливия язвительно смеется, стоит нам залезть в салон.
– Что? – шутливо возмущаюсь я. – Мне даже нравится.
– Нет, – твердо говорит она. – Лучше молчи, иначе я утрачу ту крупицу уважения, что к тебе испытывала.
Я ухмыляюсь и везу нас к отелю. Мы оставляем сумки в номере, и Оливия разглядывает комнату, пока я проверяю, в силе ли наша обеденная бронь.
– Давай найдем, чем здесь можно поживиться, – говорю я. Она расстегивает свою косметичку, но я мягко забираю ее.
– Сегодня «обнаженный» день, и пусть он таким и остается. И в плане чувств, и в плане макияжа.
Ее губы подрагивают: она хочет улыбнуться, но сдерживается. Впрочем, улыбка мерцает в ее глазах, мне достаточно и этого.
Мы прогуливаемся до камерного ресторанчика, где подают лишь свежевыловленную рыбу. Он стоит прямо на воде. У Оливии чуть обгорел нос, и по ее щекам и переносице рассыпаются веснушки. Она заказывает «Маргариту» и клянется, что это лучшее, что она когда-либо пробовала.
После двух бокалов внутреннее напряжение отпускает ее, и она начинает говорить больше и непринужденнее. Мы прогуливаемся мимо магазинов, и она рассказывает о своей жизни в Техасе.
– Южные красотки, – уверяет она, – самые смертоносные создания на всей Божьей земле. Если ты им не нравишься, они не удостоят тебя и взглядом, стоит тебе заговорить с ними. А затем сделают комплимент, подразумевающий злейшее оскорбление.
Я смеюсь.
– И как же ты с ними справилась?
– Не блестяще. Пропускала комплименты и оставляла только оскорбления.
– Даже думать об этом тревожно, – признаю я. Когда Оливия расчехляет оскорбления, словно оружие, ты чувствуешь себя пораженным вербальными пулями. Крайне неприятный опыт.
Она морщится.
– Кэмми сказала, я антитехасец. Она хотела, чтобы я убралась подальше с юга, потому что я якобы нарушала целостность впечатлений.
– О, Кэмми.
Ее улыбка такая широкая и искренняя. Я знаю, как она ценит свою лучшую подругу – и гадаю, как бы она отреагировала, узнав, на что та шла, удерживая меня подальше. Не то чтобы теперь это что-то значило. Я никогда ей не расскажу.
Мы смотрим на забавные футболки с символикой Тампа-Бэй, когда она вдруг выпаливает:
– У меня все еще есть та футболка с котами из штата Джорджия.
– И у меня тоже. Давай возьмем одну из этих, с Тампа. Можем собрать целый гардероб с глупыми футболками.
Она выбирает две футболки с пальмами, самого непростительного бирюзового оттенка, что я только видел. Над рисунком наклеена надпись: Сердца в Тампа-Бэй.
Я вздыхаю:
– Взгляни на те, симпатичные, приталенные, – и указываю на футболку, в которой даже можно показаться на публике и не опозориться. Она хмурится.
– И что в этом интересного?
Она скрывается в уборной, чтобы надеть новую покупку, и заставляет меня сделать то же самое. Пять минут спустя мы идем по набережной, держась за руки, в уродливых парных футболках.
Я в абсолютном восторге.
Глава 21
Прошлое
После выпуска Кэмми уехала обратно в Техас. Найти ее оказалось довольно просто – нужно было лишь пройти по яркому следу в ее социальных сетях. Я зарегистрировался в фейсбуке. Первые пять моих сообщений она проигнорировала и отправила короткий ответ лишь на шестое.
Какого хрена, Калеб.
Она хочет, чтобы ты оставил ее в покое.
ОТВАЛИ!
К тебе вернулась память?
К черту. Не хочу знать.
Словом, Кэмми не стала бы мне помогать. Я вполне серьезно взвешивал возможность самому полететь в Техас, но понятия не имел, где Кэмми живет. Она перевела свой аккаунт в режим приватности и кинула меня в черный список. Я чувствовал себя каким-то сталкером. Обратился в колледж, но даже с моими связями в администрации эта нить ни к чему не привела – Оливия не оставила им почтового адреса. Имелись альтернативные варианты: нанять частного детектива или… оставить ее в покое. В конце концов, этого она и хотела. Она бы не уехала, если бы не собиралась все закончить по-настоящему.
Это разрывало меня на части. Сильнее, чем в первый раз, когда она бросила меня. В первый раз я упивался собственной злостью – использовал ее как повод почувствовать себя самоуверенным, оскорбленным, и продержался на этом первый год вдали от нее. На второй год я будто оцепенел. На третий начал переоценивать все, что произошло.
Но в этот раз все ощущалось иначе. Более реальным, словно, что бы мы ни предприняли, нам все равно было бы не суждено быть вместе. Возможно, переспав со мной, она поняла, что больше не любит меня. Возможно, я думал о себе слишком высоко, считая, что она вообще любила меня хоть когда-то. И полюбил ее сильнее, как бы безумно это ни звучало. Я должен был найти ее. Один раз. Лишь еще один раз.
Одним фейковым аккаунтом в фейсбуке спустя, я присоединился к расширенной сети онлайн-друзей Кэмми. Склад ее фотографий оказался на расстоянии одного клика, и тем не менее, прежде чем просмотреть их, я на добрые пятнадцать минут завис перед экраном компьютера. Я боялся собственными глазами увидеть новую жизнь Оливии – и то, как легко ей двигаться дальше без меня. Но все равно принялся искать ее сквозь сливающееся пестрое полотно кадров с вечеринок. Оливия обладала особым талантом ускользать от камер. Несколько раз мне померещилось, будто я заметил ее волосы в углу снимка или на смазанном фоне, но, по правде, я был настолько опьянен ею, что, скорее