Воровка - Таррин Фишер
– Ты в отпуске. Берни мне сказала.
Оливия ошарашена.
– Берни? Когда ты разговаривал с Берни?
– Мы столкнулись в продуктовом. Она за тебя волнуется.
Она качает головой так, будто сама мысль, что о ней кто-то волнуется, абсолютно нелепа.
– Я в порядке, – твердо говорит она.
Я увлекаю ее в объятия, целуя в макушку.
– Нет, ты не в порядке. Я твоя родственная душа, и только я знаю, как исцелить тебя.
Она отпихивает меня, но, едва я отстраняюсь, утыкается лбом мне в грудь, словно желая зарыться в меня. Я вновь обнимаю ее, стараясь не смеяться.
– Ну давай же, Герцогиня. Будет весело, как в походе с палатками.
– Да, будет точь-в-точь как тогда. – Ее голос звучит приглушенно. – Только ты не будешь лгать о своей амнезии, я не буду притворяться, будто тебя не знаю, а твоя рыжая склочная подружка не будет разносить мою квартиру, пока меня там нет.
Я сжимаю ее крепче в своих руках. Мне до сих пор тошно от того, что Леа действительно опустилась до подобного. Она совершала мерзкие вещи, лишь бы разлучить нас с Оливией, – почти такие же мерзкие, как те, что я совершал, чтобы удержать Оливию подле себя. Поморщившись, я обхватываю ее за плечи и отстраняю от себя, чтобы взглянуть ей в лицо.
– Так что скажешь? Согласна?
– Как надолго мы уедем?
Я взвешиваю варианты.
– Четыре дня.
Она мотает головой.
– Два.
– Три, – возражаю я. – Один из этих дней нам понадобится на дорогу.
Она хмурится.
– Но планируешь ты не поход с палатками? Потому что каждый раз, когда мы в него отправляемся, всплывает какой-то эмоциональный катализатор, и я не думаю, что выдержу…
Я мягко накрываю ее рот ладонью.
– Никакого похода с палатками. Возьми что-нибудь красивое из одежды. Я заеду за тобой завтра в восемь утра.
– Ладно, – она ведет себя будто бы небрежно, но я вижу, что она приятно взволнована.
Я целую ее в лоб.
– Пока, Герцогиня. До скорой встречи.
Оставляю я ее, не оглядываясь. Понятия не имею, куда собрался везти ее, и, если честно, поход с палатками действительно был одной из черновых идей. Но едва она напомнила, что все наши подобные поездки заканчивались драматично, эту мысль я отринул. Оливия нуждалась в чем-то, что напомнило бы ей, как нам хорошо вместе, а не какие игры мы друг с другом вели. Садясь в машину, я достаю телефон. Есть одно волшебное место – и лишь в нескольких часах отсюда.
В ее дверь я стучу без пятнадцати восемь.
– Заранее, как всегда, – жалуется она, открывая ее. Сумка уже у нее в руках. Я забираю ее, рассматривая Оливию. На ней выцветшие джинсы и приталенная футболка «Марлинс». Мокрые после душа волосы обрамляют лицо.
Заметив, как я сосредоточился на ее футболке, она пожимает плечами.
– Я была на матче, – говорит она. Я усмехаюсь, уловив ноту вызова.
– Что? – раздражается она, шлепая меня по руке. – Мне нравится спорт.
– Во-первых, из нас двоих британец я, и ходить в мерче для болельщиков полагается мне. Во-вторых, ты ненавидишь спорт и спортсменов. Если память меня не подводит, однажды ты заявила, что профессиональные спортсмены только зря занимают место на планете.
Уголки ее губ чуть опускаются.
– Ноа любит бейсбол. Я пыталась его поддержать.
– А.
Ревность комом встает в горле, поэтому я закидываю за плечо ее сумку и направляюсь к лифтам, пока Оливия запирает дверь на замок.
Вниз мы спускаемся в полном молчании, стоя так близко друг к другу, что соприкасаемся руками – она почти льнет ко мне, от плеча до запястья.
Когда двери лифта раздвигаются, в коридор мы выходим не сразу.
– И сколько нам ехать? – интересуется она, забираясь в салон.
– Мы поедем не на машине, – отвечаю я.
Она вопросительно вскидывает бровь.
– Увидишь. Просто расслабься. Скоро будем на месте.
Подозрительно покосившись на меня, она включает радио. Вручаю ей свой айпод, и она пролистывает список песен, пока не замечает Coldplay.
– Ты сумасшедшая, нестабильная, и характер у тебя противный, но на твой музыкальный вкус грех жаловаться.
– Прошу прощения, – отставляет айпод в сторону она, поворачиваясь ко мне. – Разве ты не должен очаровывать меня в нашем маленьком приключении или я что-то не так поняла?
Я игриво сжимаю ее колено.
– Именно это я и делаю, Герцогиня. Комплимент с щепоткой оскорбления, как тебе нравится.
Она невесомо бьет меня по руке, но улыбается.
Поездка занимает двадцать минут. Когда я останавливаю машину около причала, Оливия явно смущена и взбудоражена. Я выхожу из машины и вытаскиваю из багажника наши сумки.
– Что это…
– Пристань. Тут я держу свою яхту.
– Яхту?
– Именно так, прелесть.
Она следует за мной к моей части пристани. Я забираюсь на борт первым, пристраивая наши вещи в небольшом камбузе, а затем возвращаюсь за ней.
– Питер Пэн, – говорит она, не отрывая взгляда от лодки. – Ты назвал свою яхту «Питер Пэн».
– Ну, когда я только приобрел ее, назвал «Большие надежды», но в финале Пип не остается с Эстеллой, поэтому сменил на «Питер Пэн». Не хотел на себя накаркать.
Из-за того, как она смотрит на меня, ее глаза вдруг кажутся особенно большими.
– Я никогда не была на лодке. На кораблях, да, но они… будто бы намного безопаснее.
Я протягиваю руку, помогая ей подняться. Где-то с минуту она шатается, привыкая к колеблющемуся дну, и это выглядит так, будто она стоит на доске для серфинга. Затем она бодро перебегает в рубку управления и устраивается на сиденье, придерживаясь за края обивки. Она такая крутая, что порой забываешь, как мало она на самом деле испытывала в жизни. Улыбаясь, я готовлю лодку к отплытию.
Когда мы устремляемся вперед, подпрыгивая на волнах, разрезая их носом судна, она подвигается ко мне ближе и, стоит мне приподнять руку, подныривает под нее, прижимаясь ко мне. В этот миг я даже не могу улыбнуться. Во мне столько эмоций, и они бушуют так, что я направляю яхту в направлении, противоположном тому, что задумывал, почти тридцать минут, прежде чем осознаю свою навигационную ошибку. Когда мы наконец оказываемся так далеко от цивилизации, что до самого горизонта все заполняет вода, я глушу двигатель, чтобы Оливия могла насладиться пейзажем.
– Я ощущаю себя такой смертной, – говорит она. – Я заковала себя в такую мощную броню за все эти годы: юридическое образование, деньги, железное сердце. Но здесь все это бессмысленно, и я чувствую себя обнаженной.
– Твое сердце не такое уж и железное, – говорю я, любуясь
