Наталья Калинина - Театр любви
— Ничего не понимаю.
— Скелет молодого мужчины, умершего еще при царе Горохе, то бишь при Сталине, одели в современное тряпье и подбросили в огонь. Вот и вся загадка.
— Но куда в таком случае делся Саша?
— Его там не было.
Зажурчал сотовый телефон.
— Буду мгновенно, — сказал он в трубку и кинулся к двери, на ходу схватив со спинки стула пиджак. — Пришлите ко мне на квартиру лейтенанта Купцова.
Лейтенант Купцов оказался весьма неразговорчивым малым. Он отвечал на все мои вопросы до уныния однообразно, словно был не в ладах с русским языком. После нескольких неудачных попыток вызвать его хотя бы на что-то похожее на откровенность, я ушла к себе в комнату и вытянулась на постели. Из меня будто выкачали весь воздух, осталась одна оболочка. Не надо было пить пиво.
Я задремала под шум дождя. Когда проснулась, в комнате было совсем темно.
Я приподняла голову от подушки и прислушалась. За стеной стояла мертвая тишина. Не слышно было ни телевизора, ни поскрипывания стула, на котором сидел лейтенант Купцов.
Я встала, спросонья с трудом ориентируясь в чужой квартире. Букеты роз белели в полумраке расплывчатыми пятнами.
— Игорь! — окликнула я Купцова. — Вы где?
Мне никто не ответил. Я вышла в коридор, держась за стену, свернула направо. Где-то возле двери в гостиную, я помнила, был выключатель. Свет показался таким ярким, что я невольно зажмурила глаза. Открыв их, увидела на полу Купцова в луже крови. Кровью было забрызгано все вокруг.
Вместо крика у меня вырвался беззвучный хрип. Меня затошнило, голова закружилась. Но я сумела добраться до телефона.
— Райка, как хорошо, что ты дома, — сказала я. — Хватай машину и приезжай по адресу… — Я сообразила, что не знаю номера дома Апухтина. — Давай к гастроному напротив Киевского вокзала. Буду ждать тебя возле входа. Только скорей!
Не помню, как я одолела эти несколько метров до гастронома. Промокла до нитки. Райка подкатила минут через пять.
— Не бросай меня, Раек. Пожалуйста. У меня нет никого, кроме тебя. Никого, никого… — Я прижалась к ее груди. — Ты представить себе не можешь, как страшно остаться совсем одной.
…Мы лежали в обнимку на широкой Райкиной кровати. Меня била дрожь, хотя я выпила большую кружку горячего чая с кагором. Райка надела на меня свою байковую пижаму и пуховый свитер.
— Ой, ну надо же было в такое вляпаться? — Она смотрела на меня полными слез глазами. — А я-то думаю: зазналась, из Парижей не вылезает. Почему же мне Зоя-то ничего не сказала?
— Ты разговаривала с мамой? Когда?
— Месяца два тому назад или чуть больше. Она сама мне позвонила. Я ей потом телефон оборвала — молчит, хоть ты тресни. Небось отдыхают со своим Китом в каких-нибудь Варах или на Золотых Песках.
— Кита убили. Мама умерла.
Я изложила Райке события последних трех месяцев. Начиная от звонка Апухтина и кончая убийством лейтенанта Купцова. Она слушала не перебивая.
— Дела, — покачала она головой. — Этот типчик с Петровки от тебя не отстанет, уж поверь мне. Под землей найдет.
— Ты думаешь, он как-то связан с тем, что произошло?
— А ты думаешь, нет? Ну и дурочка. Зоя тебе правильно сказала — такие невесты не каждый день встречаются. Сдается мне, все эти десять лет он за тобой в подзорную трубу наблюдал. Все продумал, как говорится, на компьютере просчитал.
— Но почему он выбрал именно меня? По роду своей службы он с кем только не сталкивался. Небось и с настоящими миллионершами.
— Ха. Все просто, как яичная скорлупа. Этот дядя втюрился в тебя с первого взгляда, и ты стала его навязчивой идеей. С ними такое случается, с этими одноклеточными.
— Он не одноклеточное, Райка. Он умный и…
— А я про что тебе талдычу? Очень даже умный. Ты, моя рыбонька, с ходу крючок заглотнула, а приманкой послужил Сашка, черт бы его побрал. Он и без того всю твою жизнь загубил.
— А о чем вы с мамой говорили? — поинтересовалась я.
— Да так, о разном. — Райка вздохнула. — Зоя на твоего Бориса жаловалась. Правда, я дала ей клятву язык за зубами держать, да теперь это уже ни к чему.
— Рассказывай.
— Он у них деньги занял. Пять тысяч баксов, представляешь? Пообещал через две недели отдать, а сам все резину тянул. И от Кита прятался. Тот даже домой к нему несколько раз заезжал.
— Пять тысяч… Я и представить себе не могла, что у Кита водятся такие деньги.
— Ну, наверное, на черный день насобирали. Сейчас все, кому не лень, баксы в чулок кладут.
— Последние деньги в долг не дают.
Райка пожала плечами.
— Еще Зоя сказала, Кит видел Бориса в баре с какой-то крашеной мымрой. Он сначала за тебя ее принял — думал, ты волосы перекрасила, — ну а потом пригляделся внимательней и понял, что это какая-то шлюха. Она у твоего Борьки чуть ли не на коленях сидела.
— Он не мой.
— Ну, это было еще тогда, когда он был…
— Он никогда не был моим. Ясно?
— Извини. Мне он тоже не больно нравился. Обыкновенный прилипала. На все готовенькое пожаловал. Знаем мы таких хитрожопых.
— Думаю, он так и не вернул Киту деньги, — размышляла я вслух.
— Держи карман шире. Небось, когда узнал, что Кита шлепнули, от радости на ушах стоял. Как Буратино. Помнишь, тот, из оркестра, с которым я три месяца валандалась? Он стойку на газовой плите сделал, когда узнал, что его тетка Богу душу отдала: он был ей четыре тысячи должен. Прежними деньгами.
— Погоди, погоди. А что, если… — Я усиленно работала мозгами. — Что, если Кита убил Борис? Может, он взял у него не пять тысяч, а побольше, и не раз — мама могла и не знать.
— Все может быть. Надо же, какими деньгами люди ворочают. Тут припрячешь какие-нибудь сотни две баксов, и уже себя чуть ли не Рокфеллером считаешь.
— Его как раз в тот день под расписку выпустили. За недостатком улик. Сперва он меня подставить хотел, а когда не вышло, сказал, что это я заставила его убить Завидова. Правда, я знаю это со слов Апухтина.
— Вот-вот. Твой Апухтин мог нарочно выпустить его, чтоб он Кита шлепнул. Даже мог оружие дать. Потом этот таинственный пожар на неизвестно чьей даче, смерть Зои…
— Я до сих пор не знаю, как она умирала и кто был рядом с ней в последнюю минуту. — Я заплакала и прижалась к Райкиной тщедушной груди: — Не бросай меня, не бросай…
Она гладила меня по голове и шептала что-то ласковое.
— Нам нужно где-то отсидеться, — вдруг сказала она. — Этот мент с Петровки с ходу вычислит мою хату.
— А дальше? Что дальше делать?
— Дальше видно будет, — мудро изрекла Райка. — Слушай, у меня есть один знакомый педрило из балетных. Завеялся с приятелем в круиз по Средиземному, а мне ключи от своей квартиры оставил — цветуёчки просил поливать, рыбок кормить, за кошкой дерьмо убирать. Тут недалеко. Сейчас я соберу самое необходимое — и вперед. Согласна?
Я была согласна.
Пока Райка шарила по шкафам и в холодильнике, укладывала сумки, я силилась что-то вспомнить. То, что пришло мне в голову в машине по дороге сюда. Это было какое-то важное соображение, но оно напрочь ускользнуло из моей памяти.
— Готово. Накинь-ка мой жакет. Эх, Танька, да ты и в пижаме как королева выглядишь. Ради такой на все что угодно можно пойти. Я этого Апухтина как никто понимаю.
Окна нашего с Райкой убежища тоже выходили на Москву-реку. Я видела дом, в котором жил Апухтин, — до него было рукой подать. Если смотреть из окна его квартиры, изгиб реки был справа, а отсюда — слева. Я вспомнила Алису в Зазеркалье и грустно усмехнулась.
Райка готовила на кухне ужин. Я от нечего делать стала разглядывать книги и безделушки на полках, фотографии по стенам. Их было очень много, главным образом на балетную тематику. Одна привлекла мое внимание. Два парня сидели в обнимку и смотрели в объектив. Они были обнажены до пояса и размалеваны, как дети, играющие в индейцев. На одном из парней был пышный головной убор из перьев и каких-то разноцветных висюлек. Его лицо показалось мне знакомым. Оно тоже все было в разноцветных полосках, отчего выглядело устрашающе.
— Этот Гошка совсем припадочный, — сказала, входя в комнату, Райка. — Уже сорок с хвостиком, а все в какие-то игры играет. Я тут как-то захожу к нему — деньжат до пенсии перехватить, а они сидят в атласных халатах и с длинными трубками в зубах. Какую-то отраву курят. Кто-то бороду нацепил, один придурок в бабское белье вырядился и ресницы длиннющие наклеил. Умора.
— Я где-то видела этого человека. У него такое знакомое лицо, — сказала я, вглядываясь в фотографию.
— Наверное, за кулисами. Эти педики на все премьеры ходят, а потом липнут к актерам. Я такого насмотрелась, пока в театре работала.
— Я видела его не в театре.
— Может, у кого-то в гостях. Они обожают жрать на халяву.
— Нет. Мне кажется, я знаю этого человека давным-давно.
