Дневники фаворитки - Татьяна Геннадьевна Абалова
— Так ваш брат…
— Вот именно. Брат дал, и он бы ответил, если бы не умер. А я чиста перед тобой и богами.
Недовольная Донна выбралась из кресла, погремев ключами, открыла дверцу потайного шкафа, спрятавшегося за картиной.
— Вот, — швырнула бумаги на стол, — читай!
— Что это?
— Лорд Гванер тщательно записывал, о чем ему доносили, и что сам узнавал. Есть здесь пометка и о черных жемчужинах. Он предложил, а ты не отказалась, польстившись на королевскую поддержку.
Пальцы у Грасии дрожали, когда она взяла первый лист. Текст перед глазами расплывался, и девушка наспех смахнула слезу. Прочла страницу, другую.
Королева следила за ней с интересом кошки, когтем прижавшей мышиный хвост. «Мышь» то вздыхала, то хлюпала носом, то шептала слова, силясь понять их смысл. Потом вдруг смертельно побледнела.
— Ч-ч-что?! — Грасия руками поискала стул и тяжело опустилась на него, несмотря на то, что королева никогда не позволяла садиться в своем присутствии.
Донна приблизилась к жертве. И хоть была она хрупкой женщиной, нависла над поверженной Грасией черной скалой.
— То. Будешь, тварь, знать, как угрожать мне.
— Нет! Не может быть! — леди Кордович закрыла ладонями лицо.
— Спроси у отца, если бумагам не веришь. В лоб спроси. А сейчас пошла вон! Вызову, если понадобишься.
Грасия поднялась со стула и пошаркала к выходу из кабинета. Медленно, будто раненное животное. Постояла у закрытой двери, пошарила по ней, пытаясь отыскать ручку. Обернулась, ища на лице королевы сочувствие или хотя бы смягчение, но не нашла ничего, кроме отвращения.
Как ее вывели из дворца, не запомнила. Очнулась, когда кто-то крикнул, чтобы посторонилась. Отъезжающая карета едва не задела колесом. Двое нарядных гостей, только-только прибывших на вечерний королевский прием, поднимались по освещенной факельным огнем лестнице.
— Эрли? — хотела было кинуться к жениху, узнанному по повороту головы, но вспомнила, что вчера он сделался «бывшим». Но кто это вышагивает рядом с ним? Неужели… Нет, не может быть… Шиповничек?! Не погибла, значит. Выбралась, а теперь идет к королю…
Грасия до боли сжала кулаки. Это она с Эрли под руку должна была подниматься по королевской лестнице. Она, а не безродная девка…
И вдруг молнией полыхнули слова, пришедшие на ум сразу же, стоило отложить бумаги, заполненные корявым почерком Гванеровского сыщика: «Я теперь никто».
На странице отчета друг за друга цеплялись лишающие дыхания, рвущие сосуды и ломающие кости буквы: «Леди Грасия Кордович была Тайным советником удочерена». Она, белая кость, голубая кровь, на самом деле дочь господской служанки, умершей в родах, и заезжего наемника.
На колокольне, где золотом отливали купола, ударили двенадцать раз. Колокольный гул точно разбудил, заставил Грасию двигаться быстрее.
— Леди, вы куда? Туда нельзя! — служка, спускающийся по винтовой лестнице, попытался остановить, но леди Кордович была не из слабых. Ударила так, что крепкий служитель храма сполз по стеночке.
На самом верху ночной ветер дыхнул в лицо, заставил почувствовать вкус свободы.
Грасия зло выдернула шпильки из своей прически, тряхнула головой, позволяя темным волосам взметнуться крыльями.
«У меня есть крылья. Я свободна!»
Шаг в темноту и запоздалое сожаление.
* * *
— Ваше Величество! Я не успел! — в кабинет, который Донна собралась покинуть, влетел ее секретарь. Королева иногда поручала ему тайные дела. Простые, не требующие особых навыков.
— Что такое, Доклен? — она поморщилась. Только-только выпроводила Варса и собралась присоединиться к сыну на вечернем приеме, как новая заминка.
— Леди Грасия Кордович разбилась! Я даже не успел вызвать карету…
— Боги! Упала с лестницы, что ли? Надеюсь, ей оказали помощь?
— Не с лестницы, Ваше Величество, — лицо секретаря шло пятнами. — Она шагнула с колокольни!
— Грасия покончила жизнь самоубийством?! — Донна не могла поверить. М-да, не рассчитала она силу высокомерия избалованной девчонки. Стало быть, дочь Тайного советника не захотела мириться с тем, что в ней течет кровь служанки? А ведь именно по этой причине ей было отказано в праве бороться за сердце принца. И именно удочерение послужило причиной шантажа, сделавшего лорда Кордовича послушным псом. — Прими Тьма ее душу.
Когда секретарь вышел, Донна подошла к зеркалу. Поправила и без того идеально лежащие волосы.
— Туда ей и дорога, — произнесла, нисколько не жалея запутавшуюся молодую женщину. А дышать-то стало легче. Нет Грасии, нет свидетеля поджога в монастыре и причастности к нему королевской крови. — Нет, не пойду на прием. Сейчас все кинутся смотреть труп, а потом примутся судачить, что толкнуло несчастную девушку на столь страшный шаг.
Это даже хорошо: Грасия своей смертью отвлечет всю знать столицы. Придворные с особым удовольствием будут мыть кости Эрли Асдишу, так подло поступившему с невестой, станут ломиться с визитами в имение рода Кавардуза, где остановилась его мать, и в этой круговерти не заметят смерти дряхлой старухи, уснувшей и не проснувшейся. Яд в чашке молока сделает черное дело.
Глава 20. Во дворце
Эрли вел Софью к малому залу и чувствовал, как у нее дрожат пальцы. Он посещал вечерние приемы не раз и знал, что поговорить с королем наедине не удастся. Вокруг трона свои танцы, в которых солирующую партию исполняют люди, заинтересованные не столько в благополучии королевства, сколько действующие на благо своего рода. Завистники, злопыхатели и ничтожное количество тех, кто проявляет живое участие. Дворец не то место, где лорд Асдиш хотел бы растить своих детей, и просто чудо, что принц Дрейг не превратился в заносчивого болвана, которому все дозволено. А теперь выходит, что они с Софией близнецы.
Эрли взглянул на Софью. Полыхающий на щеках румянец просто кричал о том, как сильно волнуется его хозяйка.
— Не трусь! — шепнул лорд Асдиш спутнице, замершей перед распахнутыми дверями. Та благодарно посмотрела на него и ступила, будто нырнула в холодную воду, на ковровую дорожку, ведущую через весь зал к трону. Здесь каждый посетитель приема оказывался как на ладони.
Сотни глаз провожали молодую пару. Треск вееров, приглушенные возгласы и шепот, похожий на змеиное шипение — все это мешало сосредоточиться, отвлекало и даже пугало. Софью бросало то в жар, то в холод. Дневники, лежащие в парчовом мешочке, вдруг сделались невероятно тяжелыми и оттягивали локоть. Сможет ли она передать их королю? Возьмет ли тот достаточно потрепанные записи? Что сделает, когда
