Янтарь и Лазурит - Чайный Лис
— Давай вернёмся и узнаем, могут ли монахи переместить нас своими талисманами.
— М.
Рури тоже поднялся и обеспокоенно предложил ей руку в качестве опоры. Или… так ей показалось. Кохаку улыбнулась и обняла её на уровне локтя, перенесла вес на друга, продолжая сжимать фурины в одной из ладоней.
— Подожди, — проговорил Рури, и их взгляды на миг пересеклись, но затем он опустил голову. Рури стоял на месте, словно чего-то ждал или хотел сделать, а Кохаку не могла понять его.
Тогда он аккуратно вытащил руку из её объятий и дотронулся до халата, его щёки налились краской. Он отвернул взгляд в сторону, словно что-то высматривал в траве, и при этом вытянул перед собой руки, нащупал распахнутый халат, аккуратно наложил ткань друг на друга. Кохаку прекрасно видела, как он старался и не смотреть, и не задевать её раны, и не могла не улыбаться.
Рури осторожно потянул ленту и мягко завязал её, после чего наконец поднял голову. Его щёки по-прежнему наливала краска, благодарная Кохаку решила не смущать друга ещё больше, поэтому шире улыбнулась, довольно прикрыла глаза и сказала:
— Спасибо!
— М.
— Теперь обратно?
Кохаку слегка прикусила нижнюю губу, гадая, не забыли ли они что-то ещё. Но Рури только кивнул, поэтому она бросила взгляд на окно, через которое выбиралась наружу, и покачала головой — сейчас она не пролезет через него, только раны потревожит.
Она не знала, где выход, но помнила, с какой стороны пришёл Рури, поэтому туда и направилась. Поначалу они шли вдоль стены, пока сбоку не начали доноситься знакомые голоса. Кохаку обернулась и неподалёку заметила деревянную пагоду с красиво изогнутой крышей, внутри сидели две фигуры, одну из которых она мгновенно узнала, несмотря на то, что смотрела на него со спины: Ю Сынвон успел вновь сменить форму на человеческую и переодеться в монашескую тёмно-синюю одежду. Должно быть, его собственная ещё не высохла. Напротив него сидел Чуньли — тот самый монах, что переместил их в Цзяожи из Сонгусыля при помощи талисмана. Он-то и был ей нужен.
Кохаку резко развернулась и сошла на выложенную камнем тропу, ведущую к пагоде. Вдоль неё росли небольшие кусты — Кохаку бы не удивилась, если бы среди них оказались всевозможные лекарственные травы.
Ю Сынвон, обладавший таким же острым лисьим слухом, что и она, обернулся на звук шагов, улыбнулся и помахал. Кохаку уже месяц знала о происхождении Ю Сынвона, с ночи в храме после нападения Сыхуа. Тот попросил поговорить наедине и предстал перед ней в истинном облике с чёрными ушами и хвостом. В ту ночь Кохаку прониклась к нему большим доверием и симпатией — не могла не радоваться, что существовал ещё один выживший с Чигусы. Но после пары дней размышлений поняла, что никогда не встречала его в детстве. Конечно, Чигуса была немаленьким островом, они могли жить в разных деревнях, но если Ю Сынвон имел только один хвост, то ему было менее ста лет, а значит, не сильно старше самой Кохаку. Среди ровесников она такого не помнила — а Кохаку прекрасно запоминала лица, даже если видела лишь раз; более того, среди своего окружения она ни разу не встречала лисов с чёрным мехом. После они не говорили об этом, в диалоге ни разу не всплывала тема Чигусы или их прошлого.
Кохаку думала обсудить это с Рури, но не хотела вызывать лишних подозрений — союзник в лице генерала, вошедший в доверие короля Сонгусыля, ещё пригодится им. И Рури вроде хорошо относился к нему, Кохаку не хотела испортить его впечатление, в том числе поэтому решила промолчать. Теперь, когда Рури обо всём узнал, Кохаку не знала, стоило ли обсудить с ним генерала, и пока выкинула эту мысль из головы.
Чтобы не тратить время попусту, она решила перейти сразу к делу, поэтому у пагоды Кохаку закрыла глаза на приветствия и сразу начала:
— Монах Чуньли, благодарю за спасение, вы можете переместить нас на Чигусу?
Сказать, что у него отвисла и едва не отвалилась челюсть — ничего не сказать. Чуньли сидел с распахнутым ртом и выпученными глазами, которые чуть не вылезли из орбит. Он напомнил карпа, плавающего у берегов Чигусы, только этого сжали и едва не выдавили глаза.
Монах и генерал сидели за низким столом, на котором были разложены чёрные и белые шары для игры в го*. Кохаку помнила, что видела, как старшие на Чигусе играли в неё, в том числе её родители. Сама она правил не знала. От шока Чуньли не удержал белый шар в руках: тот выскользнул из его пальцев и упал на деревянный пол, со стуком отскочил в сторону. Он пробормотал что-то вроде извинения и полез за ним.
* Го (яп. 囲碁; вэйци в Китае, падук в Корее) — логическая настольная игра с захватом территорий. Дословно означает «окружающие шашки».
Ю Сынвон умудрялся смотреть одновременно тепло и с осуждением, нотки которого прозвучали также и в его интонации:
— Как же твои раны?
Если их не могут переместить моментально, то успеют зажить в дороге, из Цзяожи до Чигусы плыть несколько дней. Кохаку надеялась, что на дорогу уйдёт меньше недели хотя бы. Она выжидающе смотрела на Чуньли, который успел вылезти из-под стола с белым шаром и теперь сжимал его в руках.
— Вам бы подлечиться сначала… — он неуверенно поддакнул Ю Сынвону, а Кохаку вздохнула.
— Просто ответь, можешь ли переместить.
Он переглянулся с генералом.
— Этому монаху жаль сообщать плохие вести, но талисман перемещения лишь возвращает нас сюда, в орден, из любого места. Перенести же в другое он не может.
— Вот и ответ, — Кохаку пожала плечами, — заживут в дороге. Где мне найти корабль, что не побоится доставить меня на Чигусу?
Чуньли неуверенно смотрел на Ю Сынвона, словно не мог ответить без его разрешения. Генерал решительно поставил чёрный шар на поле на столе, поднялся с деревянного стула с невысокой спинкой и решительно устремился к Кохаку. Он скрестил руки на груди и наклонился к её лицу — да так близко, что Кохаку попыталась отскочить назад, но спиной врезалась в деревянную перегородку.
Назад пути не было, поэтому она вызывающе смотрела в глаза Ю Сынвона и пыталась угадать, чего он добивался.
— Ты чуть не погибла и собралась мчаться в новый бой прямо сейчас?
— Именно. Корабль не подыщешь?
— Совсем сдурела, что ли? — Генерал никогда не срывался и не грубил принцессе. — Жить надоело?
Она надула губы и собрала волю в