Тление - Лорел Гамильтон

— Она принцесса, которая спасает себя сама, я это знаю.

Натэниэл покачал головой.

— Нет, Ричард, не так. Анита не принцесса, ни в каком смысле, она — принц в сияющих доспехах, у которого есть меч и есть щит, она принц, который спасает мир и принцессу.

Ричард нахмурился, пытаясь уловить разницу. Это помогло мне не выбеситься на него — он ведь пытался.

— Я знаю, что тебя устраивает быть принцессой для нее, как для принца, — он посмотрел на Жан-Клода. — Ты так себя воспринимаешь — ее принцессой, которую нужно спасать?

— Non, mon lupe, она для меня — королева, как для короля, мы с ней равны и спасаем друг друга в равной степени.

Ричард кивнул.

— Ладно, а как насчет тебя, Нечестивец? Ты для Аниты принцесса?

— Она — моя королева, а я — ее телохранитель, но во время битвы она — мой собрат-рыцарь, который сражается с нами бок о бок.

Истина добавил с переднего сиденья:

— Она — наш генерал, который направляет нас в битве.

— А у тебя как, Джейк? — поинтересовался Ричард.

— Она для меня королева также, как и Жан-Клод для меня — мой король. Своей силой и руководством они создали королевство, которое я счел для себя безопасным.

— Я понял, — сказал Ричард. — Но я смотрю на тебя, Анита, и вижу…

— Просто скажи это. Обещаю, что не вызверюсь на тебя.

— Я вижу принцессу, которую хочу обнимать, любить и беречь. Я знаю, что ты можешь о себе позаботиться, но…

— Mon lupe, как ты видишь меня?

— Ну, не как принцессу, скорее как собрата-принца, с которым могу встать рядом в битве, с которым можно построить королевство, если продолжить метафору.

— Вот так ты и должен видеть ma petite — как собрата-принца, с которым можно встать рядом в битве, чтобы спасти королевство.

— Как ты можешь так говорить, когда даже твое прозвище для нее переводится как «моя малышка»?

— Физически она миниатюрна, но я не считаю ее маленькой. Она всегда была и будет для меня больше, чем жизнь.

Ричард нахмурился так сильно, что это смотрелось почти болезненно.

— Она сделала много хороших, чудесных вещей, и она невероятна во всем, что делает.

— Но ты по-прежнему видишь меня как миленькую принцессу, которую нужно защищать и о которой надо заботиться?

— Меня так растили — я должен защищать женщину, которую люблю.

— Я знакома с твоей матерью. У нее почти такой же буйный характер, как и у меня. Она пленных не берет, когда речь идет о защите ее семьи. А вот твой отец, с другой стороны, тот самый непринужденный и покладистый парень.

— Они дополняют друг друга, — заметил Ричард.

— Как ты можешь с такой матерью пытаться запихнуть меня в коробку с принцессами?

— А что не так с коробкой с принцессами?

— Залезь туда и посиди там сам. Может, узнаешь, каково это, а потом возвращайся ко мне.

Он подарил мне этот классический мужской взгляд, типа я-большой-сильный-мужик-а-ты-глупенькая. Тот факт, что у Ричарда вообще есть такой взгляд, был для меня проблемой, а уж тот факт, что он направил его на меня — это вообще атас.

— Я не помещусь в коробку для принцесс, — заявил он, весь такой самодовольный, шестифутовый, здоровенный и спортивный.

— Как и я, — сказала я. — И не смей больше на меня так смотреть.

— Как?

— Как парень, как самодовольный, здоровенный, доминантный, атлетичный мужик, который взглядом говорит мне, что я маленькая девочка и понятия не имею, о чем говорю.

— Я никогда о тебе так не думал, Анита, никогда. Я, может, и не очень хорошо понимаю, что между нами происходит, но я никогда не считал тебя ниже себя только потому, что ты женщина. Моя мать и сестра обе надрали бы мне зад, если бы поймали на таком.

— Черт, может, я проецирую (имеется в виду проекция собственных мыслей, приписывание их другому человеку — прим. переводчика), я уже ничего не понимаю.

— Ты не проецируешь, — подал голос Натэниэл.

— Но Ричард тоже прав, — заметил Жан-Клод. — Он не воспринимает ее так плохо, как она думает, однако его поведение по отношению к ней отличается от того, какого ей бы хотелось.

— Ты слышишь наши мысли, — сказала я.

— Oui.

— Так мы оба правы и оба ошибаемся одновременно? — уточнил Ричард.

— Oui.

Именно к этому мы с Ричардом и пришли, когда пытались встречаться. Я вдруг почувствовала себя такой изможденной — все на меня навалилось одним махом.

Нечестивец наклонился ко мне и сказал:

— Если хочешь привалиться ко мне, для меня будет честью охранять твой отдых.

— Я не стану спать, никогда не сплю в машинах.

— Я лишь предложил тебе место для отдыха.

— Можешь ко мне привалиться, если ты устала, — предложил Ричард.

— Нет, — отрезала я. — Не могу, потому что ты видишь в этом слабость, а я не могу быть слабой сейчас. У нас тут дракон — настоящий дракон, с которым нужно сразиться. Драконовампир — для меня это новая категория. Как с ним вообще сражаться?

— Ты одолела его сегодня ardeur’ом, — напомнил Джейк.

— Мы прогнали его этой нежнейшей магией, — заметил Жан-Клод. — Но мы не можем убить его с ее помощью.

— Его брат был убит гигантским камнем, размозшившим ему голову.

— Типа обезглавливание грубой силой? — уточнила я.

— Да.

— Кем была его мать? — поинтересовалась я.

— Что?

— Если Арес — его отец, и я просто приму это, как факт, то кто его мать?

— Одни говорят, что это была Тельфусия, малоизвестная богиня и нереида (водные существа женского пола — прим. переводчика), но я считаю, что ею была Тисифона, одна из эриний (богини мести и ненависти — прим. переводчика).

— Греческие фурии, — догадалась я.

— Да, прислужницы Немезиды, богини праведного гнева.

— Фурии охотились на людей, которые должны были получить наказание, верно? — спросил Ричард.

— Да, но не только это. Они несли ужас всем, кто их видел. Они были кошмарами во плоти. Тисифона была мстящей за убийство. Ты должен совершить злонамеренный поступок или нарушить закон, чтобы привлечь фурий, но как только это случается, ты обречен, ну, или так говорят. Я знал людей, совершивших ужасные поступки, и фурии не пришли за ними.

— Дракон вызывает страх, как ночная ведьма, и способен питаться им. Может, он унаследовал это от своей мамочки, — предположила я.

— Он не единственный вампир с такой способностью, попавшийся нам на пути, ma petite.

— Да, я просто говорю, что эта сила может иметь больше одного источника.

— Я не знал, что он способен кормиться на страхе. Выходит, назваться Деймосом