Тление - Лорел Гамильтон

Я посмотрела на него, сжимая его ладонь в своей.

— Если бы моя метафизическая «Аве Мария» не сработала бы, тебя бы порезали на кусочки прямо у меня на глазах.

— Но она сработала, и мы сбежали. Мы выжили, а они — нет. Мы победили, Анита, почему ты не можешь признать нашу победу?

— А я хочу знать, как ты можешь считать это победой? Домино умер прямо передо мной. Родриго убил его у меня на глазах, и его мастер сделала бы то же самое с тобой, заставив меня смотреть на это.

Натэниэл качнул моей рукой, глядя мне в глаза, словно пытался помочь мне взглянуть на вещи иначе.

— Потерять Домино, особенно таким образом, было ужасно. Я знаю, каково это — смотреть, как у тебя на глазах умирает тот, кого ты любишь. Я годами носил в себе вину за смерть своего брата, но я был мальчишкой. Я никак не мог спасти его, и ты никак не могла спасти Домино.

— Ты был мальчишкой, а я — маршал США. Это моя работа — спасать людей.

— Домино был там в качестве твоего телохранителя. Это была его работа — спасать тебя.

— Я подставила его под удар. Взяла его с собой в Ирландию, и он погиб, защищая меня, потому что я не смогла защитить ни себя, ни его.

— Таким, как мы, нелегко столкнуться с бессилием перед лицом трагедии, — заметил Джейк.

Я уставилась на него.

— «Таким, как мы»?

— Людям действия, воинам. Наше оружие защищает нас и тех, кто нам дорог. Когда наших сил оказывается недостаточно и мы теряем их, это дается очень тяжело. Это подрывает наше самоощущение.

Я поглядела в его уставшие карие глаза. Джейк никогда не постареет так, как стареют обычные люди, благодаря своей связи с вампирским мастером, но я вдруг увидела проблеск столетий потерь на его лице, особенно в глазах. Он дал мне увидеть то, что бессмертные обычно стараются скрывать — тот вред, который переносит тело, но едва ли выдерживает дух.

— Да, — наконец, сказала я. — Все так, все эти потери — за много лет они подрывают твое самоощущение.

— Мы должны постараться, чтобы больше не было потерь, — сказал Джейк.

— Верно, — согласился Жан-Клод.

Это заставило меня посмотреть на него, и я поняла, что он застыл той глубочайшей неподвижностью, свойственной старым вампирам. Его лицо было пустым, оно не выражало ничего. Он был прекрасен, как статуя — слишком хорош, чтобы казаться живым. Жан-Клод закрывался от меня щитами так плотно, что я понятия не имела, о чем он думает и что чувствует.

— Ты так сильно закрылся, тебя будто не существует. Что я упустила? Почему ты так сильно напуган? В смысле, меня и саму посттравматический стресс в мозг сношает, но это же не значит, что мне плевать на тебя.

Этой фразой я заработала себе слабую улыбку.

— Меня тоже не было с вами в Ирландии, и я ощущаю ту же вину с тех самых пор, что и ты, ma petite, но сейчас на моей территории появился вампир-дракон, который жаждет захватить все то, что я взращивал годами. Такая потеря выходит за пределы твоего представления, и дело не только в силе, но и в жизнях. Я видел, на что способна в битве Дракон из старого Совета вампиров. Я думал, что она последняя из своего рода, и не готовился столкнуться с драконом, отстаивая свое королевство.

— Погоди, Дракон — это реально дракон? Я думала, это просто пугающее прозвище, чтобы враги боялись.

— Все имена членов Совета произрастают из их способностей, ma petite, и ни одно из не было дано ради красного словца. Мастер Зверей стал первым вампиром, у которого было больше одного зверя зова. Любовник Смерти создал всех гниющих вампиров в мире. Белль Морт — прекрасная смерть, родоначальница линии крови, чья сила основана на похоти и соблазне. Колебатель Земли мог вызывать самые настоящие землетрясения.

— А Матерь Всей Тьмы, вроде как, считалась первым вампиром, и она была пиздец стремной, как и заложено в ее имени, — добавила я.

— Oui, ma petite, — с улыбкой ответил он. — Те описания, что ты подбираешь, всегда музыка для моих ушей.

Я улыбнулась, потому что знала: он это всерьез. Много лет назад Жан-Клод признался мне, что влюбился в меня не с первого взгляда, а с первых моих суровых фразочек, когда понял, что я вооружена и опасна. Когда понял, что миниатюрная женщина перед ним была той, кого вампиры прозвали Истребительницей. Последняя женщина, которая была любовью его жизни, умерла с его именем на губах, умоляя спасти ее. Со мной он знал, что я сама себя спасу, и это значило для него больше, чем все клятвы, которые я могла произнести.

— Я тоже тебя люблю, — сказала я.

Его улыбка стала шире.

— Дракон и правда дракон в форме женщины. Она убедила нас, что является последней в своем роду.

— Она была последней из великих драконов Древнего Китая, — сказал Джейк. — А они люди своеобразные. Для них «дракон» — то же, что и «человек», и все они разные.

— Для начала вопрос: а как дракон вообще стал вампиром? — озадачился Ричард.

— Изначальный штамм вампиризма был заразен для всех и каждого, насколько мне известно, хотя Джейк, вероятно, может ответить тебе точнее, — сказала я.

— Матерь Всей Тьмы и Отец Дня, как и Колебатель Земли, могли обращать в вампиров оборотней и всех прочих гуманоидов. Современный штамм нуждается в трех укусах и времени на то, чтобы выпить большую часть крови в процессе, но в прежние времена одного укуса было достаточно, чтобы заразить тебя, и после смерти ты восставал вампиром, либо же, если во время укуса было выпито достаточно крови, чтобы тебя убить, ты восставал сразу же.

— Вот почему в старых байках говорится, что злых людей могила не удержит, а вервольфов принимали за вампиров, — догадалась я.

— Этой ночью дракон походил на гигантского змея, — заметил Ричард.

— У него есть гуманоидная форма. Он — дракон, и имя ему — Дракон, но он не истинный дракон, как член Совета вампиров («Dragon» и «Drakon» в оригинале, так что на русском вообще не видно разницы, из-за чего может возникнуть путаница: змей, атаковавший их в клубе (Drakon), и член Совета (Dragon) — это два разных Дракона, самый простой способ различать их — пол, поскольку член Совета женщина — прим. переводчика). Он зовется драконом потому, что это было слово, которое римляне и греки