Солнце, уснувшее в ладонях ведьмы - Елена Анатольевна Кондрацкая
– Милая, прошу тебя. Другого шанса у нас не будет. Жертвы Руты, Анны, Ричарда и всего нашего ковена не должны быть напрасными. Это больше, гораздо больше, чем ты и я. Они не должны погибнуть по твоей вине. Не отступай, когда до цели остался всего лишь один шаг. Не позволь себе струсить. Позволь мне всё изменить. Посмотри на меня, дорогая. Посмотри. Кэтрин!
Я вздрогнула, вскинула на неё взгляд и утонула в светлых, требовательных глазах. Во рту пересохло, я с трудом сглотнула и вложила дрожащие руки в её ладони.
Неправильно. Всё это неправильно.
Мама улыбнулась, отгоняя охватившие меня страхи, и крепко сжала мои пальцы.
– Истинные Богини, имена которых затерялись в глубинах Потока, услышьте мой зов…
Так не должно быть. Не так. Мне страшно. Страшно!
– …вашу силу я чувствую сквозь века, вашу волю слышу я сквозь века, ваш свет вижу я сквозь века…
Кто-нибудь. Кто-нибудь. Почему мне так страшно?
Кристальные шары в руках Богинь налились светом – золотым, голубым и чёрным. Огонь в каменных чашах затрепетал, и нас тотчас окружил вихрь, в котором я отчётливо видела переливающиеся искры и нити Потока. Вихрь наполняла сила, которую я ощущала всем своим маленьким телом. Неудержимая, первобытная, тёмная. Она не знала ни добра, ни зла. Не ведала ни гнева, ни милосердия. Равнодушная и разрушительная, она оградила нас от мира, закручиваясь всё туже и быстрее.
– Нет ни Жизни, ни Смерти, все мы – лишь капли в океане Потока, совершаем бесконечный цикл. – Сильный голос мамы разносился по храму и эхом отражался от стен. – Ваша власть над Потоком – моя власть. Я приношу вам дары и возвращаюсь туда, откуда начала, чтобы всё повторилось вновь. В бесконечном цикле. В бесконечном Пути Потока.
Содержимое чаши вспыхнуло и осыпалось прахом. Он чёрными щупальцами взвился вверх и бросился на меня. Испугавшись, я попыталась отпрянуть, но мама удержала меня. Щупальца проникли в нос и рот, обжигая, нырнули в горло, оставляя после себя вязкую горечь. Грудь пронзила острая боль. Нарисованное на ней солнце зашипело, задымило, с болью оставляя на плоти вечное клеймо Сгинувших Богинь. Я пыталась кричать, но не могла даже дышать. Единственное, что придавало мне сил, то, как стойко мама выносила те же муки. Когда чаша опустела, разделив содержимое между нами, я наконец смогла вдохнуть. Закашлялась и упала бы, если бы не сильные руки мамы. Голова закружилась, мир поплыл, становясь зыбким и нечётким, грудь горела огнём, и боль эта была бы невыносимой, если бы не пьянящий дурман колдовских трав. Красной лентой сияла кровь Руты, которая к этому моменту заполнила каждый уголок заклинания, высеченного в столе, и уже начала капать на пол. Я и подумать не могла, что в её крошечном тельце столько крови. Почему так много крови?
– Я умираю и возрождаюсь в детях своих. Дитя моё – продолжение моё, дарующее мне Вечность. Дитя моё принимает меня, добровольно и с радостью, как я принимала его в этом мире добровольно и с радостью. Моя душа возродится в теле, созданном мной.
Её тело засветилось, мама выгнулась, крепко сжала мои ладони, и из груди её появился ослепительно-яркий, горящий подобно солнцу шар. Он был похож на тот, что она вытянула из груди Ричарда, но в разы, во много раз больше.
Почему он такой большой?
Шар воспарил над столом и замер между нами, обжигая меня чудовищной силой.
– Скажи, Кэтрин, ты принимаешь меня? – спросила мама, глядя мне в глаза.
Я смотрела на шар будто заворожённая. Во мне застыл вопрос, но шум вихря и дурман, который я вдохнула, не давали сосредоточиться на поисках ответа. Но чем дольше я смотрела на сияющее солнце передо мной, тем страшнее мне становилось. Я должна была что-то ответить маме, но в голове стучало, сливаясь с ударами сердца, одно-единственное имя.
Кай.
Кай!
Я не могла позвать его. Но всё моё существо кричало, мои чувства вопили, пытаясь перекрыть голос боли, которая привела меня сюда.
– Милая, скажи «да», – подсказала мама, заглядывая мне в глаза. – Я не смогу удерживать заклинание слишком долго.
Кай! Где ты! Кай! Пожалуйста!
– Я… Я…
– Кэтрин, скажи «да». – Ногти впились в мои ладони, причиняя боль. – Не подведи меня.
Мне страшно. Мне так страшно!
– Всего одно слово, ты сможешь. Давай.
Нельзя отступать. Я обещала её спасти. Я обещала, что помогу ей изменить этот мир. Она моя мама. Единственная, кто всегда заботился обо мне. Я разлепила пересохшие губы…
– Кэтрин, нет!
Дверь в храм отворилась, ударившись о стену. Я оглянулась. Вихрь не позволял ничего разглядеть за его пределами, но это было и не нужно. Я узнала голос. Сердце застучало быстрее, и я будто снова начала дышать.
– Кай?
– Кэтрин, не соглашайся!
– Не слушай его, милая. – Мама попыталась вернуть моё внимание. – Просто скажи, что согласна, и всё закончится. Больше не будет больно.
Кай подошёл к вихрю, я сумела разглядеть его рыжие кудри и искажённое движением ветра лицо. Кай попытался прорваться внутрь вихря, но тот вспыхнул, отбросив его на несколько шагов назад. Я вскрикнула, испугавшись за него.
– Кэтрин! – Кай подлетел к вихрю, но больше не пытался его одолеть. Он кричал, перекрывая вой ветра. – Это не твоя мать! Это не Оливия!
Я повернулась к маме. Она рассмеялась.
– Он лжёт, Кэтрин. Видишь? Об этом я тебе и говорила, вампирам и псам Надзора нельзя доверять, всё, что они говорят, пропитано ядом лжи. Конечно, я твоя мама. Но ты и сама это знаешь.
Да, да, я знала. Она говорила, двигалась, смотрела, как моя мама. Никто не смог бы скопировать её повадки так точно. Она пела колыбельную, нашу колыбельную.
– Мисс Гримм во всём созналась! – продолжал пробиваться ко мне голос Кая. – В теле Анны не Оливия Блэквуд. Это Мелинда Блэквуд.
Мелинда Блэквуд? Я непонимающе смотрела на маму. Мелинда Блэквуд? Основательница ковена? Жившая почти пять веков назад? Та, чей портрет столько лет смотрел на меня со стены в академии? Это… это же невозможно. Невозможно же?
– Дорогая, просто скажи…
– Она проворачивает этот трюк уже сотни лет! Доживает до преклонных лет и перебирается в одного из своих потомков. Обычно через поколение. Она приносит их в жертву, чтобы продолжать жить. Она ждала бы твою дочь, но в этот раз Мелинда умерла раньше, чем рассчитывала, поэтому выбрала тебя. Она собирается отобрать твоё тело, Кэт!
– Это ложь! – воскликнула мать. – Гнусная ложь!
– Но… – Я посмотрела на её запятнанные в крови руки. – Ты ведь просишь моё тело. Ты хочешь изменить наш мир или… или ты боишься умереть?
– Хочу, милая, конечно, хочу. – Она с улыбкой заглянула мне в глаза. – Надзор не должен править нами. Не должен отбирать нашу свободу. Твоя жизнь станет началом этой борьбы. Новым началом.
– И ты Мелинда? – Я покачала головой, борясь с дурманом. – Только прошу, не лги мне. Прошу, скажи правду.
Мама выдохнула. Поток между нами бурлил.
– Я твоя мама. Я вырастила тебя. Я Мелинда Блэквуд, но я твоя мать.
– Ты… И моя ма… то есть Оливия отдала тебе свою жизнь? Когда?
– Когда ей было пятнадцать лет. Я умирала, и она по доброй воле уступила мне своё тело. Так что я – твоя мать. Всегда ею была. Я тебя родила и вырастила. Я не скрывала ничего, кроме своего имени. Но разве это имеет значение? Прошу, милая, я больше не могу
