Солнце, уснувшее в ладонях ведьмы - Елена Анатольевна Кондрацкая
– Нет, поговори со мной! – Во мне вспыхнул гнев; боль, от которой я так хотела избавиться, нахлынула подобно цунами. – Что ещё ты от меня скрывала?
Мама молчала, глядя на меня с тем же гневом, с которым на неё смотрела я. Я дёрнула её на себя.
– Что ещё!
– Ничего!
– Нэнси Галлахер – её прошлый сосуд, – подал голос Кай, но это я и так уже знала. – Она пропала сразу после погребения твоей матери. Мелинда использовала тело Нэнси и бросила в крипте, когда оно сгнило заживо.
– У всего есть своя цена, – сказала мама с нажимом. Шар между нами заметался, заискрился, привлекая моё внимание. Я всмотрелась в его ослепляющий блеск и наконец поняла, что именно вижу.
– Когда Оливия отдала тебе своё тело, что стало с её душой?
Мама посмотрела на шар, но не ответила.
– Ты сделала с ней то же, что и с душой дяди Ричарда? И с душами всех своих сосудов. Сколько же тут душ?
– Сколько тут силы? – поправила мама. – Которую можно использовать на благо. Которую я использую на благо. Но ты, Кэтрин, ставишь всё под угрозу. – В голосе появилось раздражение. – Я копила эти силы так долго не для того, чтобы всё потерять сейчас из-за твоих капризов.
– Капризов? – Я опешила. – Я тебе тело собираюсь отдать. Свою жизнь!
– Так отдай! – Она рывком притянула меня к себе. – Тебе же она не нужна!
– Почему ты так решила?
– Потому что ты никому не нужна! – не выдержала она. – У тебя нет семьи, нет друзей, тебя бросила Джиа, оставила Мэй, бросил придурок-парень, отец которого тебя пытал, а фамильяр у тебя вампир, от которого ты даже не сумела избавиться, хотя я вела тебя к этому практически за ручку! Ты выжила только благодаря мне, только потому, что моя Мередит вытащила тебя из петли! Разве такая жизнь хоть кому-нибудь будет нужна?
Меня затрясло.
– Всё это случилось после твоей смерти, – пробормотала я, перебирая в голове событие за событием. – После того, как ты появилась в академии. Это… постой, это… ты всё подстроила?
Лицо мамы побледнело и вытянулось.
– Что за глупости!
Но я уже всё поняла.
– Это ты. Ты меняла местами вещи в моей комнате? Боги, это ты прокляла Джиа? Заставила её спрыгнуть! Ты заставила Мэй отказаться от меня, вы же обе были в Лондоне на каникулах. Что ты с ней сделала?
Мама покачала головой, но я видела по её лицу, что не ошиблась.
– Что ты с ней сделала? – крикнула я.
– Ничего! – Она тяжело задышала, впиваясь ногтями мне в кожу. Эмоции и сила заклинания выматывали её, лицо исказила странная гримаса, в которой смешались гнев и сочувствие. – Ничего я ей не сделала, она сама приняла решение! Я лишь предложила ей выбрать между семьёй и тобой. И она выбрала не тебя! Слышишь? Она тебе не подруга. Она бросила тебя, даже не раздумывая.
Я задохнулась от ужаса и омерзения.
– Ты угрожала её семье? Ты! Это ты превратила мою жизнь в ад! Чтобы я отчаялась настолько, что потеряла желание жить?
– Я спасла тебя от Надзора!
– Только потому, что я могла спасти тебя! – Я не могла поверить в собственные слова. Грудь сдавило, я не могла вдохнуть, а сердце, кажется, готово было разорваться от боли. На глаза навернулись слёзы, я покачала головой, пытаясь разглядеть лицо матери через их пелену. – Ты вообще когда-нибудь любила меня?
– О чём ты болтаешь, конечно…
– Не себя во мне, не силу, которую могла получить, а меня. Меня! Меня!
Шар света задрожал, замерцал, выплёвывая искры, которые обжигали кожу. Я сгорала от боли и гнева, кричала, но не издавала ни звука. По щекам бежали слёзы, я задохнулась. Вихрь сжался так туго, что почти касался наших спин. На лице матери выступил пот, она стиснула зубы и попыталась снова:
– Кэтрин, прошу, просто скажи…
– Нет! – выкрикнула я. – Я говорю тебе «нет»!
Мать завопила, вцепилась в меня ногтями. Черты её исказились, она больше не сдерживала злость.
– Ты не посмеешь! Это тело принадлежит мне! Я твоя мать, я создала тебя, а значит, ты принадлежишь мне!
Она с удивительной лёгкостью втащила меня на стол, перевернула и вцепилась в горло.
– Говори! Говори! Говори!
Я брыкалась, пытаясь вырваться, царапала её руки и лицо, но она будто этого и не замечала.
– Скажи!
– Нет, – прохрипела я, чувствуя, что вот-вот потеряю сознание.
– Если я не буду жить, то и ты не будешь! Слышишь меня, дрянь? Я заберу тебя с собой!
Я пыталась её оттолкнуть, пыталась вдохнуть, но не могла сделать ни того ни другого. Лёгкие горели огнём, и я сделала единственное, что могла. Я потянулась к сияющему солнцу, которое висело над нами и бурлило, будто было готово взорваться в любую секунду. Пальцы коснулись обжигающей силы, моё тело пронзило болью, и мама закричала, выпуская меня.
Я развернулась на бок, задыхаясь и кашляя, но не дала себе времени на передышку. Вскочила на стол и обеими руками схватила шар. Я не смогла сдержать крик боли, казалось, что ладони мои утонули в кипятке. Но мой крик растворился в оглушительном, безумном вопле, который издала моя мать.
– Отпусти! Это не твоё! – выплёвывала она между душераздирающими животными криками. – Не трогай! Не смей!
– У всего есть цена? Знаешь, для меня дороговато.
Я сжала шар, оплетая его силами Потока, которые бурлили в моём теле, отсекая невидимые нити, которые связывали его с телом Анны. Она схватилась за грудь, попыталась забраться на стол и отобрать шар, но я оттолкнула её.
– Даже если я останусь совсем одна. Одна против целого мира! – крикнула я. – Я не сдамся, слышишь! Ты ведь этому меня научила! Мама.
Я с силой сжала шар и отсекла последнюю нить. Мама застыла с протянутой рукой, лицо её в одно мгновение посерело, покрываясь трупными пятнами, кожа высохла, рот открылся в беззвучном крике, глаза продолжали с жадностью и надеждой смотреть на шар. А потом солнце на её груди потухло, мама упала и больше не двигалась.
Шар тут же перестал сопротивляться и легко подчинился моей силе, сжался, уменьшившись в размерах, и перестал обжигать руки. Лёг в ладони ровным теплом. Вихрь стих, огонь в чашах снова вспыхнул, а я обессиленно упала на колени и свалилась бы со стола, если бы Кай вовремя не подхватил меня.
– Кэт, Кэтрин. – Он легонько похлопал меня по щекам. – Нужно уходить.
– Мне нужна минутка, – пробормотала я, прижимая к груди отвоёванный шар.
– Я знаю, что ты устала, ghealach, но Надзор всё-таки прислал следователей. Они с минуты на минуту придут, надо вывести тебя отсюда…
– Не понимаю…
– Ну ни хрена себе!
Мы синхронно оглянулись.
По лестнице спускались двое высоких, коротко стриженных мужчин. На одном, бледное лицо которого сливалось со светлыми волосами, был надет длинный чёрный плащ, придававший ему зловещий вид. Второй, худощавый и рыжий, был одет попроще – в серую парку и потрёпанные джинсы. На обоих были одинаковые высокие берцы, кажется, единственное, что придавало им некоторое странное сходство.
– Это реально настоящий храм? – присвистнул рыжий.
– Ты почему не сказал, куда идёшь? – рявкнул тот, что в плаще. Его красоты храма интересовали мало. – Пришлось выбивать ответ из этой стервы Гримм. Кто это там у тебя? – Он равнодушно взглянул на труп и подошёл ближе к нам. Я спрятала шар за спину и смотрела то на незнакомца, то на Кая, не понимая, что происходит. Наши взгляды с незнакомцем в плаще встретились, и он хмыкнул: – Девчонка? Ясно. Кончай её, и пойдём. Нам ещё ждать исследователей, а я уже устал как собака.
Кай встал, закрывая меня собой. Пёс в плаще вопросительно вскинул брови.
– Есть возражения, Фрейзер?
– Девушка ни в чём не виновата, Лютер, – сказал Кай.
– Ты слышал, Вилсон? – оглянулся Лютер. – Зубастый считает, что девчонка ни в чём не виновата.
Я собралась с силами и встала, боясь остаться беззащитной. Кай сделал шаг в сторону, не позволяя мне выглядывать из-за его спины.
– Девочка участвовала в явно запрещённом ритуале, Фрейзер, – сказал Вилсон, пожимая плечами. –
