Дневники фаворитки - Татьяна Геннадьевна Абалова
— Милена тоже меня так называла, — тень росла, и в свете лампы все больше проступали очертания крупного мужчины, но они все еще были неясны, зыбки, как видения в тумане, когда не разберешь, на самом деле в нем кто-то прячется или от страха разыгралось воображение.
— Дядька Вокан?! — Палерий больше полагался на слух, чем на глаза. Водил лампой туда-сюда, но никак не мог понять, кто же на самом деле стоит перед ним: человек или призрак?
— Он самый, он самый, — медведь черными провалами глазниц уставился на управляющего. — А ты кто?
— София, — Палерий задвинул девушку себе за спину, — ты его видишь?
— Д-да, — не сразу ответила Софья, поскольку следила за тенью, двигающейся по кругу. — И это точно не человек. Призрак.
В этом она больше не сомневалась: когда Вокан проходил мимо, она ощутила ледяной холод. Ей даже пришлось обхватить себя за плечи. Тихий треск за спиной заставил Софью оглянуться и онеметь от страха — по стенам быстро расползалась изморозь.
— Призрак, — изо рта Палерия вырвалось облачко пара. Управляющий, то ли защищаясь, то ли пытаясь отогнать сгустившиеся тени, выставил перед собой на вытянутой руке лампу.
— Погоди-погоди… — Вокан, попав в круг света, сделался прозрачным: через него явственно проглядывался каждый камешек на стене, что теперь сделалась колючей от льдинок. — Мне лицо твое знакомо…
Палек взлохматил гладко зачесанные волосы, уронил их на лоб и выразительно шмыгнул носом. Хотя перед ним стоял призрак, сын кухарки не удержался от широкой улыбки: увидеть воина, заменившего ему отца, пусть и в ином, устрашающем виде — это ли не счастье?
— Палек?! Палек, мальчик мой! — медведь кинулся обниматься, но тут же отпрянул. Волосы и одежда Палека покрылись инеем, а тот зябко поежился.
— Холодно нам, — печально качнул головой Вокан.
— Нам? — переспросила Софья, а когда медведь перевел на нее взгляд, отступила назад. До того было жутко смотреть в пустые глазницы.
— Как же так? — Палерий не замечал страха своей спутницы. Обескураженно поднес ладонь к голове и почесал макушку, как, видимо, еще с детства делал в минуты удивления. С волос посыпались мелкие снежинки. — Почему никто и никогда не рассказывал, что здесь живут призраки? О таком молва разнеслась бы моментально!
— Вы захотели нас послушать, — от стены отделилась еще одна фигура — тоненькая, с двумя косичками. Острые плечики, фартук чуть ли не до пят. — И мы пришли…
— Зуйка?
— Я помню тебя, малыш, — она потянулась и щелкнула Палека по носу. Так же, как делала когда-то в его далеком детстве.
— Но мы даже не знали о вашем существовании! — управляющему было не по себе от ледяного прикосновения, но он не отшатнулся, позволил призраку выразить свои чувства. Губы девушки растянулись в улыбке.
— Вы оба захотели услышать свидетелей последней Волны, — Зуйкина ладонь скользящим движением опустилась вниз и накрыла кулак Палерия, в котором тот зажимал жемчужину. Вот они мы, спрашивайте.
— Спрашивайте… — эхом повторил медведь.
— Мне жаль, дядька Вокан, что тебе не удалось выбраться, — печаль сквозила во взгляде Палека. — Я до последнего лелеял надежду, что ты жив, просто прячешься где-то, как и я.
— Нет, я не успел. Бежал со всех ног, но Волна ударила в спину и завертела. Я захлебывался, тонул, а сам плакал о Милене, до которой так и не добрался, о Велице, которую даже не поцеловал на прощание. Знал бы я, что больше не увижу их…
— Она тоже жалела, что не остановила вас, позволила уйти, хотя чувствовала, что не успеете, — Софья выступила вперед, давая хозяевам пещеры рассмотреть себя в свете лампы.
— А ты кто?
— Я… я племянница Велицы. Дочь ее сестры Радуцы.
— Стало быть, она добралась до сестры?
— Да, добралась, — Софья бросила короткий взгляд на Палерия. И Вокан ее понял, не стал говорить лишнего.
— И корзину с королевскими гостинцами принесла?
— Принесла…
Рука медведя потянулась к ее лицу. Кончиками пальцев он провел по щеке Софии, и кожа тут же онемела от холода.
— Красивая. Как и твоя мать. Кузнец тоже, стало быть, жив?
— Жив. Болеет все. Он гостинец тот до сих пор бережет.
— Завидовал я ему. Велица скрывала, но я видел, что она все еще любит его.
— Нет-нет! Все ее мысли были только о вас. Жаль, что она так и не вернулась, иначе я привела бы ее сюда.
— Я знаю, что моей Велицы больше нет, — Вокан печально качнул головой. — И я до сих пор оплакиваю ее смерть.
— Откуда вам знать? — Палерий нахмурился.
— Мы знаем… нет, не так… — подала голос Зуйка, — …мы чувствуем, кто из людей, с кем мы когда-то хороводились, жив, а кто нет… Вот мамки моей точно уже нет. Следом за мной померла. А брат и отец живы. И бабушка жива, хоть и старенькая совсем.
— И знание, что моя Велица лежит где-то там, не дает мне покоя, — Вокан перевел взгляд на Софию. — Прошу, отыщи ее тело и похорони с положенными обрядами. Ты ей жизнью обязана. Дай нам встретиться у врат двенадцати богов. Негоже хорошему человеку не услышать прощальных молитв и не получить достойного места погребения. Замолви над ее прахом и за меня словечко, поскольку море стало мне могилой.
— А мне огонь погребальным костром, — вставила свое Зуйка.
— Да где же погибла Велица, где? — Софья думала, что сейчас у нее расколется голова. Она, как и родители, верила, что кормилица короля жива, просто какие-то обстоятельства не дают ей вернуться. Может быть, она просто не может найти дорогу домой, поскольку семья долго колесила по Дамарии, прежде чем осесть в Гремыках. Такое же могло случиться? А теперь все надежды на встречу с родным человеком рухнули.
— Где нашла свою смерть Велица, мы не знаем, нет, — Зуйка теребила косу и все время оглядывалась. Как будто служанку что-то беспокоило. Софье передалось ее волнение, и она тоже начала прислушиваться к звукам. Не слышно ли чужих шагов или непонятного шороха? Не мелькнет ли какая тень? Но нет, ничего не происходило, кроме потрескивания льда на камнях, который ширился и
