Крапива - Даха Тараторина
Змей иначе взглянул на гостя – с уважением. Много кто по глупости пытался дерзить ему, много кто сразу падал ниц. Этот же не терял достоинства, хоть оба и понимали, для чего он явился. Не будь воин тяжело ранен, Змей, пожалуй, сразился с ним и наверняка получил бы удовольствие. Он сказал:
– Это так. Я чту силу, а не богов. Присядь рядом и скажи, для чего ты здесь.
Змей повёл ладонью, приглашая гостя под навес. Убранство под ним было небогатое, но полог защищал от проливного дождя, что насквозь промочил пришельцу спутанные волосы и бороду. Тот хрипло ответил:
– Моё имя Стрэпэт, и я принимаю твоё приглашэние.
Каждый шаг давался ему тяжело, и вовсе не из-за раны. Скорее, и такое Змей видел не впервые, гонор велел шляху наброситься на чужака и освободить Мёртвые земли от его власти. Но, как и многие предыдущие, он не сделает этого. Стрепет опустился на землю рядом со шкурой, на которой восседал Большой Вождь. Он подогнул под себя ноги, как делали все жители степи, и Змей в который раз подивился, как это у них выходит.
– Под тобой ходит племя Иссохшего дуба.
– Да.
Вода стекала с одежды Стрепета и впитывалась в почву, не успевая собраться в лужи. Жажда мучала степь, и Змею подобная жажда была знакома.
– Мне донесли, что в твоём племени нет и двух десятков мужей.
Лицо Стрепета потемнело.
– И это правда, – ответил он, погодя.
– Знаю, для чего приходят ко мне такие племена, как твоё. Вы слишком слабы, чтобы сражаться, и вам больше некуда бежать, потому что вся степь принадлежит мне. Вы пришли сдаться миром, пока я не взял вас войной.
Когда Змей был моложе, а в Мёртвых землях жило множество своевольных племён, подобные слова могли начать драку. Но нынче те времена прошли, а Стрепет лишь стиснул кулаки и процедил:
– Долг вождя – защитить плэмя.
– Если ты приведёшь своих людей ко мне, племя уже не будет твоим.
– Зато оно будет жить. Не станэт вождя Стрэпэта, но в памяти сыновэй останэтся имя Иссохшэго дуба.
– И ради этого ты готов поклониться мне?
Ох и тяжко было Стрепету! Ничего не осталось у старого вождя: ни жены, ни сыновей, ни гордости. Лишь племя, защитить которое можно лишь через великое унижение. Стрепет коснулся ладонями земли, прося совета и поддержки у Степи. Не раз и не два обращался он к ней в отчаянной молитве, но Степь давно перестала отвечать…
–Прэждэ, чэм я сдэлаю это, отвэть на вопрос, – глухо проговорил будущий бывший вождь.
– Да будет так. Я не солгу.
– Дочэри Рожаницы, которых ты уводил с собой, приносили тэбэ сыновэй?
– Нет. Моё семя не даёт всходов. Мои дети – это мои воины.
Стрепет вздрогнул, а Змей усмехнулся. Ещё бы: ни один шлях не признался бы в подобном, а Большой Вождь прямо говорил, что не способен зачать. И говорил о том равнодушно.
– И ты готов бэрэчь их так, как бэрэгу их я?
– Лучшэ.
– И, если кто-то нанёс плэмэни оскорблэние…
Змей хохотнул и скрестил руки на груди.
– Не ходи вокруг да около, вождь. Ты ведь с кем-то повздорил, и потому пришёл ко мне, а не убегал до последнего?
– Жители срединной границы нарушили закон гостэприимства и устроили засаду. Я хочу вырэзать их до послэднэго. Если ты и твоё войско сдэлаетэ это, я поклонюсь тэбэ, а моё плэмя присягнёт на вэрность.
Змей погладил заросший щетиной подбородок. Шляхи обыкновенно растили бороду и заплетали её в косы, если не случилось какого горя, как у этого вот Стрепета. Тогда они носили бороду и волосы распущенными до тех пор, пока те не сваляются в паклю. Либо пока не завершат дело, заставившее принести обет. Змею эта традиция не нравилась тоже, и он бороду брил. Да и росла она плохо, если уж по-честному.
– Ты не можешь торговаться со мной. Тебе нечего предложить. Твои воины станут моими так или иначе, а тебя я могу убить, а могу миловать, если будешь благоразумен.
Стрепет ухмыльнулся в спутанную бороду: он тоже был неглупым вождём.
– Но ты всё равно согласишься, – сказал он. – Потому что любишь сражаться.
Змей рассмеялся и по-дружески пихнул Стрепета в плечо. Тот едва не вскрикнул от резкой боли, но сдержался. Быть может, именно эта выдержка и решила исход переговоров.
– Добро. Мы отправляемся на запад в полдень, и не вижу худого, если путь ляжет через границу. Даю тебе слово, Стрепет, что вырежу всех, кто посмел оскорбить тв… – Змей нарочно выделил слово: – моих воинов.
Стрепет в миг постарел, осунулся. Из тёмных глаз пропала жизнь, а свалявшаяся борода повисла мокрой тряпкой. Он положил ладони перед собой и, превозмогая боль под рёбрами, наклонился вперёд. Чело коснулось рук, и внутри что-то оборвалось. Стрепет вытолкнул из самой груди:
– Да будэт так… вождь.
***
Забота шляхов о чести всегда забавляла Змея. Своих людей он воспитывал иначе: будешь покорен – получишь награду; ослушаешься – отправишься кормить смрадников. Ему не было дела до того, кто и почему нанёс Иссохшему дубу оскорбление. Куда важнее было наградить воинов, примкнувших к нему добровольно. Да и потешить себя битвой не помешает…
Однако что-то после разговора со Стрепетом тревожило Большого Вождя. Нет, новое племя слишком мало, чтобы нести хоть какую угрозу. И обманывать они тоже не станут – не позволит пресловутая честь. Отчего же что-то бередит сердце?
Змей долго разглядывал стену дождя в том направлении, в котором скрылись Стрепет и Брун, но не получил ответа. Скоро шляхи вернутся вместе с соплеменниками, примкнут к войску, и уже вместе они двинутся на новую землю, отделённую пока что от Мёртвой границей. Предстоящая битва горячила кровь, взбудораженное тело жаждало действия, и Змей не стал отказывать себе в удовольствии. Оставив за главного Шала, он отправился к рабыням.
Из шатра не доносилось ни звука. Прежде бабы голосили, если кто-то из них расплачивался за глупость, но нынче усвоили, что Змей не любит криков, и оплакивали сгинувшую подругу тихо. Вождь кивнул сторожам и зашёл внутрь.
Ясно, что навстречу ни одна из женщин не кинулась. Напротив, сжались в комочки, каждая надеялась, что её сегодня минует честь возлечь с господином. Однако принуждать ещё кого-то у Змея желания не было. Хотелось ласки и покладистости… Он безошибочно ткнул в приглянувшуюся рабыню.
– Лада-ладушка, чем сегодня меня
