Западня - Ева Гончар
— Двенадцать лет назад, перед тем, как я там поселилась.
— Всю, от чердака до подвала?
Принцесса подняла брови:
— Наверное. Я плохо помню… маленькая была. А что?
Вместо ответа он задал ещё один вопрос:
— Ваше высочество, а правда, что в прежние времена она называлась Башней Серафимов?
— Ну да, называлась. А почему вы спрашиваете, Феликс?
— Просто так, — отмахнулся он, но в его интонациях ей почудилось нечто многозначительное; на расспросы, однако, сил не было.
Тем временем дом наполнялся смолистым сосновым теплом, в печи трещали поленья, а чайник пыхал паром. Многоликий заварил чай, поставил на стол две больших керамических кружки и сел напротив Принцессы. Подцепил ножом и, жмурясь от удовольствия, положил в рот большой кусок консервированного мяса, смачно захрустел сухарём. Принцесса оплела пальцами кружку, жар от которой потёк по рукам вверх.
Когда Эрика сюда вошла, каждый её мускул был напряжён после перелёта, но теперь напряжение уходило. Плечи опустились, веки налились дремотной тяжестью. Из-под ресниц она смотрела на своего визави — её не смущало больше, что он при ней поглощает пищу. Сквозь сплошную пелену утомления в ней одно за другим прорастали новые, доселе ей неведомые желания. Обойти стол и сесть на лавку рядом с Феликсом. Взять ладонями и развернуть к себе его лицо. Перехватить и долго-долго удерживать его задумчивый сумрачный взгляд. Прильнуть щекой к его щеке, пригладить взъерошенные волосы — узнать, каковы они на ощупь. Узнать, каковы на вкус его тонко очерченные твёрдые губы…
— Что-то вы и не пьёте, ваше высочество, — озабоченно заметил Многоликий, расправившись с содержимым первой жестянки, — чай остынет!
Эрика растерянно моргнула:
— Я пью, пью! — помотала головой, прогоняя морок, и пригубила напиток.
Он оказался чуть горьковатым и удивительно вкусным, с запахом летнего солнца и лесных ягод, кружка опустела очень быстро. В сон клонило всё сильней, комната, скупо освещённая керосиновой лампой, начала медленно кружиться по часовой стрелке.
— Я, похоже, усну прямо тут, — запинаясь, пробормотала девушка.
Феликс встрепенулся:
— Погодите немного, не спите! Спать будете на печке…
— А вы?
— Возьму ещё одно одеяло и лягу на пол, он скоро нагреется.
— Хорошо, — согласилась она. Вдруг вспомнила: — Нужно только убрать куда-нибудь всё это, — и стала снимать неудобные толстые кольца.
Сложила их кучкой на столе; последним, помедлив, положила перстень, подаренный принцем Акселем на помолвку. Освободила шею от ожерелий. Попыталась вытянуть из волос жемчужную нить, но та запуталась напрочь. Поймав принцессину беспомощную улыбку, Многоликий вскочил и вновь принял на себя функции горничной — откинув голову, Эрика невольно подалась к нему. Многострадальную нить, наконец, извлекли из причёски, за ней последовала дюжина шпилек с жемчужинами, и волосы рассыпались по спине и плечам ворохом живых упругих прядей.
— Украшения есть ещё в сумке, — сказала Принцесса. — Спрячете?
— Конечно, — он порылся в одном из сундуков и выложил на стол довольно большой кожаный кошель. — Сюда войдут?
— Да. Интересно, надолго их хватит, если продать все? Кроме подарка Акселя, конечно.
Многоликий пожал плечами:
— Только того, что я вижу, хватит на год безбедной жизни, не меньше, — и нахмурился: — Ваше высочество, вы меня поражаете. Ладно, вы не боялись меня в замке Эск, где кругом стража и откуда я не мог удрать. Но теперь-то почему не боитесь? Представьте, вы проснётесь утром… а меня и след простыл, вместе с вашими безделушками! Чем я заслужил ваше доверие, Принцесса?
Зачем он задаёт такие сложные вопросы? Мрачное выражение его лица, неподвижного на фоне кружащейся комнаты, убедило Эрику: он не шутит. Но она не знала, что ему ответить. Как можно его бояться — такого тёплого, сильного и настоящего? Как можно ему не довериться?.. Она сердцем чувствовала: он ей не врёт — и тянулась к нему каждой своей клеточкой, готовая принять как должное всё, что он скажет и сделает.
— Кому же мне верить, Феликс, если я не буду верить даже вам? — проговорила она вслух после паузы.
Он помолчал, внимательно на неё глядя, сложил в кошель её драгоценности и ровным голосом сказал:
— Я научу вас, кому и как их продать. Не хотелось бы, чтобы вас облапошили.
Потом показал своей гостье постель, устроенную на широкой ступени высотой в половину человеческого роста на дальней стороне печки. Зажёг свечу и вывел Принцессу в сени, где обнаружилась ещё одна дверь, за которой была холодная пристройка с баней и уборной. Извинился за отсутствие горячей воды: «В бане буду топить утром, тогда и умоетесь», — Эрика, впрочем, об умывании не помышляла, она мечтала поскорее лечь. Уборная заставила её растеряться и смутиться, но девушка не подала виду, решив, что как-нибудь с ней справится — ведь справляются же люди, от рождения до смерти живущие в домах без канализации! Оставив свечу в пристройке, Многоликий вернулся в тёплую комнату, Принцесса последовала за ним.
— Прогуляюсь, — объявил он. — А вы ложитесь спать, ваше высочество, утро вечера мудренее.
Снял грубые арестантские башмаки и с отвращением запихнул их в топку, сунул ноги в высокие мохнатые сапоги, оделся, в меховой шапке и в подпоясанном тулупе с поднятым воротником став похожим на возницу или на егеря. Послал Эрике короткую ободряющую улыбку:
— Не бойтесь, я буду недалеко, — и ушёл в ночь.
Пятнадцать минут спустя Принцесса, кое-как разувшись и раздевшись — руки её не слушались, — взлетела на печь и забралась под толстое стёганое одеяло. Ложе было удобным и уютным, одеяло — тяжёлым и тёплым, подушка пахла сеном, и стоило Эрике её коснуться, как навалился сон. Беглянка представила, что прижимается щекой не к подушке, а к плечу Многоликого, прошептала: «Феликс…» — и уснула с этой блаженной грёзой.
* * *
«Какого ляда я стал донимать её глупыми вопросами? — перемахивая через занесённые снегом покосившиеся изгороди, злился на себя Феликс. — Не мог подождать хотя бы до утра!» Вопрос-то, конечно, был не глупый, вот только ответ на него, прочитанный Многоликим в усталых глазах принцессы Эрики, совершенно выбил его из колеи. Одно дело — мечтать о прекрасной и недоступной девушке, зная, что мечта никогда не сбудется, и даже находя в несбыточности свою прелесть. И совсем другое — видеть, что девушка сама желает быть твоей — протяни руку и возьми! — но понимать, что на обладание ею у тебя нет ни малейшего права. Секрет доверия Принцессы оказался древним, как человеческий род: она влюбилась. «Кому же мне верить, если я не буду верить даже вам?» — трепет и горячий взгляд, с которыми были сказаны эти слова, не оставляли места для сомнений.
Злыдни болотные, этого
