Западня - Ева Гончар
Он обошёл деревню, дабы удостовериться, что всё в порядке. Лагоши спали мёртвым сном в белёсом лунном свете; казалось, кроме Принцессы и Многоликого, в них нет не души. Но Феликс понимал, что это обманчивое впечатление. К старухам, доживавшим здесь свой век, вполне могли прибавиться охотники. Как знать, вдруг завтра кто-нибудь наблюдательный не только заметит дым из трубы, но и удивится тому, что обитатели дома на отшибе ухитрились не оставить следов на снегу? Вызывать удивление не хотелось — пришлось, утопая по пояс в сугробах, протаптывать тропинку от крыльца до санного пути. Это было бестолковое и утомительное занятие, но оно, по крайней мере, отвлекло Многоликого от мыслей о его спутнице.
Вскоре Феликс успокоился и даже почти убедил себя в том, что выдал желаемое за действительное. Она не признавалась ему в любви; она, бедняжка, просто-напросто устала и переволновалась, от этого — и дрожь в её голосе, и лихорадочный блеск в глазах. А он, дурак, успел сочинить целую драму! И даже если ему не померещилось… что такого? Молоденьким девушкам свойственно влюбляться в романтических героев. Но он-то — не безусый юнец, не знающий, как отваживать влюблённых дам; неужто не сумеет показать ей, что не так хорош, как она себе вообразила? Сейчас главное — надёжно её спрятать… не только от королевских ищеек, но и от самого себя.
Продрогнув оттого, что в сапоги насыпался снег, и решив, что прошло достаточно времени, чтобы Эрика успела улечься и уснуть, Многоликий вернулся в дом. В комнате было так тепло, словно она не стояла нетопленой несколько недель подряд, на столе мирно горела керосиновая лампа под матовым стеклянным абажуром, на сундуке у печки лежала, свесившись до полу, широкая темно-серая юбка. И пахло здесь теперь всё теми же нежными белыми цветами — должно быть, их запах следовал за Принцессой повсюду. У Феликса даже сердце защемило от этой идиллической картины. Эрика спала, свернувшись калачиком под одеялом, роскошные волосы разметались по постели. Он вспомнил, как совсем недавно прикасался к ним, помогая разобрать причёску, и с трудом преодолел искушение сделать это ещё раз.
Нельзя. Ничего нельзя. И даже смотреть на неё лишний раз не стоит!
…Спи, малышка, сладко,
И проснись счастливой…
«Спи! Я тебя не трону. Ты не моё сокровище — я верну тебя в замок Эск в целости и сохранности!»
Теперь нужно придумать, где поселить Принцессу на те недели или месяцы, пока её отец разбирается с интриганами. Многоликий был абсолютно уверен, что Скагер выйдет из этой схватки победителем, но не знал, сколько она продлится, учитывая, что против Короля играет Мангана. А вот ищейки, посланные за сбежавшей наследницей, наводнят страну уже завтра. Обычного человека проще всего было бы спрятать в Белларии, Наррахе или другом крупном городе — помочь затеряться среди других людей, да и все дела. Но портреты её высочества регулярно печатают в газетах, так что в Индрии это лицо знает каждая собака. Пожалуй, Принцессе вообще не стоит оставаться в родной стране. Придётся нарушить данное Джердону слово и наведаться в Империю. Многоликий понимал, что если его схватят по ту сторону границы, это плохо кончится — Император не простит обмана. «Но я буду очень осторожен, — сказал себе Феликс. — Отвезу девочку в безопасное место и сразу уеду, ни во что больше не ввязываясь!»
Где оно, это безопасное место? Он перебрал в голове всех своих имперских друзей, прикидывая, к кому из них можно отвезти Принцессу, и отбрасывая одну кандидатуру за другой. Требовалось найти спокойный уединённый дом, хозяева которого не станут задавать лишних вопросов, но согласятся ухаживать за своей гостьей, не умеющей даже причесаться самостоятельно, как за особой королевской крови. Многоликий усмехнулся: о том, что Эрика как раз и есть такая особа, им знать необязательно. Матушка Аржни — вот кто приютит беглянку! Он вспомнил приветливое южное побережье, старую усадьбу, скрытую в глубине фруктового сада, и её добродушную, заботливую и совсем не любопытную хозяйку. Госпожа Аржни привязана к нему и, конечно, не забыла, кто спас от вырубки её виноградники — она не откажется выполнить его просьбу.
От мысли, что придётся оставить Эрику и уехать, Феликсу стало тошно. Значит, именно так и нужно поступить — пока всё не зашло слишком далеко!
Он будет навещать её время от времени, покуда не наступит момент, подходящий для её возвращения домой — скорее всего, в газетах напишут о том, что его величество снова овдовел. Денег у Многоликого достаточно, принцессины драгоценности продавать ни в коем случае нельзя — у Эрики должен быть запас на чёрный день, неизвестно, сколько продлится её изгнание. Хотелось бы верить, что не слишком долго.
Он взял со стола кошель с украшениями, которые, ему чудилось, всё ещё хранили тепло её тела, и переложил туда дорогие игрушки из её сумки. Увесистая пухлость кожаного мешочка его порадовала: даже если с ним самим что-нибудь случится, голодной и холодной смертью девочка точно не умрёт.
Феликс спрятал мешочек в тайник, затем, стараясь не шуметь, убрал со стола остатки позднего ужина; на пол, который, в самом деле, был уже совсем тёплым, бросил запасное одеяло — и замер в замешательстве. Усталость боролась в нём с брезгливостью: он был измотан не меньше Принцессы, но отчаянно хотел вымыться и поменять одежду. Брезгливость победила: оборотень тяжело вздохнул и отправился топить баню.
Полчаса спустя он с наслаждением плескал в себя горячей водой из кадушки, смывая не только пот и грязь, но все те боль, страх и мерзость, которые, казалось, налипли на него в подземелье. Как только гадкие тюремные тряпки вспыхнули и запылали в печи, Многоликий, наконец, почувствовал себя освобождённым — замок
