Крапива - Даха Тараторина
Всё так же недвижимый, Влас прошептал:
– Не боишься?
Слова пробились к ней словно сквозь толщу воды.
– Чего?
– Что проклятье больше не защитит… от меня.
Тогда только Крапива вернулась из сладкого забытья. Пред нею сидел княжич Влас. Тот же, что начал бойню в Тяпенках, что ей, Крапиве, подол задирал, что бранился и раз за разом доказывал, что нет в нём ничего человеческого. Он сидел пред нею как натянутая тетива. Одно движение – и подомнёт под себя, разорвёт на части. А Шатая рядом нет…
Страх всколыхнулся, но Крапива отняла руки прежде, чем проклятье вырвалось наружу. Она твёрдо сказала:
– А ты проверь.
Влас искривил ту половину рта, что уродовал ожог. Горькая вышла улыбка.
Не стелись вокруг равнина, Шатай подкрался бы незаметно, но в степи его разглядели издали. Коней при Шатае не было. Как и радости при виде рядом сидящих Крапивы и княжича.
– Не нашёл? – угрюмо спросила лекарка.
Шатай не ответил – без того видно. На поросль ковыля он опустился с благоговением, поклонившись траве прежде, чем её смять. А устроившись ещё долго перебирал ростки, будто ждал, что те исчезнут.
– Ты разбудила стэпь… – сказал он наконец.
Крапива обняла колени. Самой бы знать, что она сделала… Шатай продолжил:
– Мёртвые зэмли нэ всэгда были мертвы. Так говорили старшие. Когда-то стэпь пэла так, что её слышал каждый. А после обэднэла, и стала говорить лишь с достойными. Видно, ты достойнэе многих, аэрдын.
«Вот бы матушка узнала!» – пронеслось в голове у травознайки. Вечно никчёмной да горем луковым её обзывала, а тут – «достойная»! Но вслух Крапива ответила:
– Я лишь молилась Рожанице…
Влас локтем пихнул Шатая:
– Все молятся. Вот только обыкновенно никто не дожидается ответа. Что, ваши шляховские кони бросили седоков?
Тот не остался в долгу:
– Прямо как тэбя твои воины. Надо ждать. Они приучены возвращаться спустя время.
– Да уж куда мы без них. Недолго протянем…
Навряд Шатай когда-то мнил себя одиноким. Рядом было племя, был верный конь, сама степь. Нынче же он лишился всего разом и сидел, низко опустив голову на сцепленные ладони. То был всё тот же Шатай, что жестоко избивал княжича вместе со всеми; тот же, что обнажил меч в Тяпенках; тот, что, не задумавшись, убил двух друзей ради спасения проклятой девки. Боялась ли Крапива его после содеянного? Ещё как! Слишком свежи воспоминания о кровавой улыбке на горле Отто, о Холодке, обиженно взирающем в небо пустыми очами.
Но не этот ли Шатай бросил родных, предал племя, чтобы помочь своей аэрдын? Не он ли пошёл за нею даже узнав, что Крапива лишь тщилась вызволить княжича, что обманула его, уверив в своей благосклонности? Не он ли променял всё, что имел, на… На что же?
Крапива на коленях переползла к нему поближе.
– Шатай?
Он не ответил, но ясно, что расслышал. Она неловко замолчала. Что тут ещё скажешь? И без вопросов видно, как осунулся шлях за одну ночь, как сгорбилась его спина, как спутались волосы.
– Дай я… Причешу тебя, – предложила лекарка.
Шатай глянул на неё недоумённо и пожал плечами. Хочешь, мол, чеши.
– А меня? – тут же влез Влас.
– И тебя, ладно.
Мужчины сели рядом и поочерёдно толкнули один другого плечами, хоть места и было хоть отбавляй. С кого начать, чтоб никого не обделить?
Они сидели пред нею такие разные, и вместе с тем необъяснимо похожие. Каждый со своим грузом на плечах, каждый прикидывался сделанным из стали, что острый клинок. И у каждого внутри зияющая дыра, которую нечем заполнить.
Крапива коснулась их одновременно: одной рукой соломенных волос Шатая, редко видевших гребень, другой шелковистых локонов Власа, за последнюю седмицу свалявшихся и слипшихся от крови. Носи мужчины длинные косы, как щёголи в столице, проще было бы отрезать да новые отрастить. Но у Власа волосы едва доставали плеч, у Шатая же прикрывали уши.
Она бережно разбирала колтуны то у одного, то у второго, чесала пальцами, всё меньше страшась случайно докоснуться. А невидимый груз на плечах мужчин будто бы стал чуточку легче.
– Этого шляха чесать что дикого пса, – фыркнул Влас, но фыркнул вроде как для порядку, а не со злобы.
Шатай же, казалось, и вовсе вот-вот по-кошачьи замурчит, но всё ж отбрехался. Правда, уколоть, как образованный княжич не сумел и попросту буркнул:
– Да пошёл ты.
– Ну-ка оба затихли! – приказала Крапива и немало удивилась, когда спорщики безропотно послушались.
Когда дело было сделано, а дневной жар спал, все трое улеглись рядом. Крапива оказалась посередине, Влас, отвернувшись для виду спиной, с правой стороны, Шатай, прижавшись как можно теснее, с левой. Так они и задремали, ненадолго спрятавшись на зелёном клочке земли от невзгод.
***
После бури обыкновенно случается затишье. Увы, примета работает в обе стороны и, коли очень долго нет беды, надобно ожидать её в гости.
Шатай подорвался первым. Словно пинка кто дал и тут же спрятался. Протёр глаза, заозирался. Что за нелепость?! Всех троих сморило сном, да в такой час! Могло ведь и дневное светило по темени дать, и зверь какой подобраться… Да мало ли что случается в Мёртвых землях? А они? Ни дозорного, ни умишка! Растолкать быстрее спутников…
Во сне княжич повернулся к девке и крепко обнял её за пояс. Это всего больше разозлило Шатая. Он пихнул Власа носком сапога и, пока тот ругался, пробуждаясь, прильнул ухом к земле.
– Ну что там?
Княжич хотел потянуться, да не сдюжил, схватился за бок и коротко охнул. Лекарка тут же встрепенулась:
– Что? Рана открылась?
Она кинулась к Власу и задрала ему рубаху до груди, а тот и не воспротивился. Влас взаправду выглядел бледнее обычного, словно вовсе не отдыхал.
– Ты горишь весь! – ахнула травознайка.
Она согнулась над ним, щупала живот и грудь вокруг шрамов, а Влас глядел на Шатая поверх её головы и нахально улыбался.
– Вот ещё, – усмехнулся он, – я всегда такой.
– Сын горной козы! – процедил Шатай.
– Что лепечешь?
– Сын горной козы! – раздельно повторил шлях и добавил: – Погоня.
Крапива глупо переспросила:
– За нами?
– А за кем ещё?
– Что же делать?
– Сражаться, – не задумываясь ответил Шатай.
– Одним мечом на троих, – добавил Влас.
– Умэрэть с чэстью!
– Зато очень медленно.
– Я могу… – Крапива замялась. – Может я поколдовать…
– Нет!
