Крапива - Даха Тараторина
Но разве он не принял уже бесчестие, чтобы спасти аэрдын?
Шатай кинул клинок, и Влас ловко поймал рукоять. Но вместо того, чтобы размахивать им, подобно шляху, Влас глубоко резанул предплечье. Кровь потекла ручьём, и плотный саван роя разорвался на части, давая Шатаю с Крапивой передышку.
– Травознайка! Сделай так, чтобы вырос этот цветок!
Придумал тоже! Преврати бесплодную почву в напитанную дождём, вымани из почвы свернувшиеся тугими жгутиками семена… Кому такое под силу?
– Что вылупилась? Я видел, как тебя слушают травы. Ну! Или сдохнем все трое!
Взрастить цветущую траву из ничего?! Разве что богам такое под силу… Но руда сочилась из прорезанной руки, Шатай закрывал аэрдын своим телом от роя, а в Круге не иначе как колдовство заставило Стрепета оступиться…
Крапива зажмурилась, вызывая в памяти образ ночного озера и кокон света над ним.
«Слушай»
Уши заложило, и уже было не разобрать, рытники стрекочут острыми крылышками или жужжит сама степь.
«Слушай»
Мёртвые земли не всегда были мертвы. Если прислушаться…
«Слушай»
Если очень-очень попросить…
Крапива села и уперлась ладонями в землю.
– Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, – шептала она. – Рожаница, матушка…
«Слушай»
Голова разрывалась, не в силах вместить нечто, рвущееся наружу. Из носа у травознайки потекла кровь, но никто того не увидал. Капли упали на мёртвую землю и тут же впитались.
– Я не смогу… Не умею…
– Матка Свея клялась, что ты слышишь травы! Так слушай!
– Но я ничего не…
Крапива осеклась. Словно раскалённая железная спица прошла от уха к уху. Пропало жужжание роя, указания Власа и ругань Шатая. Остался лишь плачь-стон. То плакала сама степь. Омертвевшая по чужой вине, обнищавшая, разодранная на куски собственными детьми. Степь прятала последнее, что имела; она усыпляла семена и пела им колыбельную.
– Помоги мне, – попросила травознайка. – Мне очень-очень нужна душница.
Понимай травознайка, что делается вокруг, непременно испугалась бы и не сдюжила. Но словно кто-то другой управлял её телом и путал мысли. Ладони утопли в земле, и Шатаю почудилось, что вот-вот девка провалится целиком. Но Крапива сжала кулаки, ухватила что-то под землёй и потянула. Дорожка крови стекала по её губам, набухала сочной ягодой на подбородке, а ладони сжимали сочный зелёный побег.
– Это душница… – благоговейно прошептал Шатай.
Душница не цвела в степи давненько. Ребёнком Шатай встретил её лишь однажды, но и тогда от чудодейственного цветка оставался лишь жёсткий стебель.
Капля крови упала с подбородка, чтобы слиться с благодарной землёй. А душница выпустила пушистые ароматные листья.
Как они спасались, Крапива уже не застала. Помнила только, что чьи-то руки подхватили её, а тревожный говор роя стал тише. После пришла… нет, не темнота. Пришёл свет, от которого было больно глазам, и всё потонуло в нём.
Глава 12
Лежалось словно на перине. Дома Крапива обыкновенно спала на сундуке, в котором, кабы не её проклятье, хранилось бы приданное. Удобно, хоть и малость жёстко. Нынче же тело травознайки утопало в ароматной мягкости. Кто-то сидел рядом и, не чураясь колдовства, гладил её по волосам. Крапива улыбнулась сквозь сон, всего меньше желая расставаться с чудесным наваждением.
Странная усталость навалилась на неё, и мучала жажда. Отчего бы?
Потом она вспомнила. И Мёртвые земли, и племя Иссохшего дуба, и рой, что едва не лишил троих путников жизней. Она распахнула глаза, и сидящий подле неё Влас, резко отдёрнул руку.
– Проспалась? – как бы нехотя спросил он.
Крапива проморгалась. Постель оказалась сочной порослью ковыля. Они с княжичем сидели посреди клочка зелени, окрест всё так же была пустыня. Но, хоть постель оказалась удобной, травознайка не сумела ни выспаться, ни восстановить силы.
– Где мы?
– Всё там же. Неужто ничего не помнишь?
Крапива пожала плечами. Помнила-то она вдоволь, да вот что из этого случилось въяве?
– Где Шатай?
– Лошадей ищет.
– А ты…
– А я тебя стерегу, чтоб кони не двинула!
За проведённое бок о бок время лекарка уж привыкла к тому, что княжич слов не выбирает, но на сей раз в его речах сквозила злоба. Крапива потупилась.
– Хотела спросить… как ты…
– Ну спросила. Дальше что?
Скулы княжича резко очертились не то от нежданных лишений, не то потому что слишком сильно сжимал челюсти. Ох и страшен он был! Глаза что угли, ноздри раздуваются, ожог уродует некогда красивое лицо. Но нынче Крапива боялась куда как меньше, чем при первой встрече. Тогда княжич был красив, чудо как красив! А душа источала смрад. Нынче весь смрад наружу выходил, выливался грубыми словами… Остался ли внутри?
Будто прочитав её мысли, княжич растерялся. Он нагнулся, но снова отстранился. Вскочил, широкими шагами замерил землю, но быстро вернулся и опустился на колени. Глядя в сторону, он произнёс:
– Думал, ты… не очнёшься.
Крапива неловко улыбнулась:
– Думал или надеялся?
Глаза его потемнели ещё сильнее.
– Не… – Горло свело судорогой. – Не надеялся. – Закончил княжич совсем тихо: – Никогда.
Невысказанное рвалось наружу, пробивалось сквозь сцепленные зубы.
– Влас?
Она едва ощутимо коснулась его плеча и тут же, опомнившись, отняла ладонь. Княжич вздрогнул.
– Пр… Мне ж… – Он выдрал целый пук ковыля и выпалил: – Знал бы, как всё будет, не приказал бы! Колдовать…
Травознайка погладила шелковистый ковёр и призналась:
– Я тоже не знала. Ты нас спас.
– Ты нас спасла. И едва не… Дура! Какая же ты дура!
Он хотел встать, но девка поймала его за край рубахи.
– Дай посмотрю руку. Порезался же…
Нехотя княжич закатал рукав.
– Проку-то? Царапиной больше, царапиной меньше… – пробурчал он.
Порезы и впрямь оказались смешными в сравнении с теми, что Влас получал за последние дни. Но лекарку, хоть она сама себе навряд призналась бы, заботило другое. Она поднесла ладонь так близко к коже княжича, что ощущала идущий от его тела лихорадочный жар. Кончики пальцев щекотали тёмные волоски, вставшие дыбом. Крапива облизала губы и покосилась на Власа. Он не отводил взгляда.
Осмелев, она погладила его руку и тут же отодвинулась: не обожгла ли?
Влас молчал, лишь, кажется, вздохнул тяжело.
Второе касание было увереннее, как беличьим хвостом. И снова проклятье не встрепенулось. Ладонь накрыла предплечье, а Влас хрипло проговорил:
– Сильна, ведьма.
Сердце затрепыхалось птичкой! Впервые за долгие годы Крапива касалась кого-то и не приносила боли. Касалась, сама того пожелав! Она положила вторую руку на предплечье княжича, скользнула пальцами вдоль свежих порезов и неверяще рассмеялась.
Она гладила его руки, сама была как во хмелю. Хотелось растянуть мгновение ещё хоть малость…
Влас не
