Крапива - Даха Тараторина
Коли что-то напугало степняка, надобно сначала делать ноги, а опосля уже спрашивать, от чего бежали. Крапива быстро усвоила эту науку, Влас же, хоть и рад был порисоваться, предпочёл последовать её примеру. Но не тут-то было!
Гнедой взбрыкнул, вырывая повод, и, словно дождавшись команды, рыжий бешено заржал.
Влас сорвался с места за мгновение до того, как конь побежал. Куда там! Кривого мерин, может, и не оставил бы, но до срединника ему дела не было. Смекнув, к чему идёт, княжич бросил бесполезную затею и поспешил на помощь Шатаю: Гнедой встал на дыбы, глаза его бессмысленно таращились.
– Уйди, раб! Нэ мэшай!
– Да пошёл ты! – тяжело дыша, отрезал Влас.
Но от двоих проку было ещё меньше, чем от одного. Не в силах договориться, мужчины лишь мешали друг другу. Коню же всего меньше хотелось оставаться на месте и, не дождавшись наездника, он тоже понёсся прочь. Запутавшегося в стремени Шатая ещё малость протащил за собой, но тот ловко подтянулся, выхватил притороченный к седлу меч и срезал ремешок прежде, чем Крапива успела взвизгнуть. Поднятый клуб пыли ещё не осел, а говор степи, который, привыкнув, уж и не разберёшь, стих. Попрятались птицы, замолчала доставучая мошкара, даже ветер, и тот не свистел. Зато появился иной говор – тяжёлый, многоголосый. От его звучания где-то глубоко в животе рождалась звенящая тревога.
Срединникам язык степи был незнаком, но и они уразумели, что это не к добру. Шлях же где лежал, там и замер. Лекарка кинулась к нему: не сломал ли чего? Но Шатай выпростал вперёд руку – стой! Он приложил палец к губам.
Влас едва слышно выругался, и Крапива, хоть и получала от матери нагоняй за каждое бранное слово, с ним согласилась.
– Что это?
Спросила шёпотом, но шлях так злобно на неё зыркнул, что стало ясно: каждый звук несёт смерть.
Крапива удерживала рубашку у груди и думала, что, не прижимай она так сильно руки, сердце точно выскочило бы меж рёбер. Оно колотилось громче некуда и наверняка выдавало её незримому пока хищнику. Зубы ему вторили.
Находись травознайка дома, под защитой развесистых крон деревьев, решила бы, что по листьям застучал дождь. Но окрест не было ни дождя, ни листьев, не деревьев.
Шуршали крылья. Множество, множество крыльев! Крошечных, но жёстких, легко прорезающих не то что людскую кожу, а и толстую конскую шкуру.
Троица и не поняла, когда рой приблизился. Клуб пыли в воздухе всё не таял, а после вдруг ожил. Наперво, он метнулся туда, откуда доносился едва слышимый топот копыт, и Шатай перевёл дыхание. Но рой вернулся и завис прямо над ними.
Мошки малость напоминали светляков, коими Крапива любовалась вечерами. Мелкие, с толстыми мохнатыми брюшками и невероятного цвета крыльями – изумрудными, переливающимися на солнце. Когда одна букашка уселась лекарке на плечо, она не сразу смекнула, отчего мужчины перепугались. Эка невидаль – жучок! Таковые и в Тяпенках не редкость.
Но мгновение спустя жучок выпустил острые жвала. Один такой и верно козявка невинная. Прихлопнешь и не вспомнишь. Но, собираясь в стаю перед яйцекладом, рытники могли сожрать как урожай, попавшийся на пути, так и неосмотрительного земледела. Стай, навроде этой, Крапива не видала никогда.
Обыкновенно небо перед грозой тяжелеет и нависает ниже. Нынче, хоть и не ждали грозы, а казалось, что небо и правда давит на головы. Живое небо, жужжащее, голодное…
Жук вспорхнул с плеча травознайки и слился с набухающей тучей.
Крапива метнула на шляха умоляющий взгляд.
«Как спастись?!» – вопрошал он.
Шатай ответил безмолвием:
«Никак»
А Влас, хоть его никто и не спросил, подумал:
«А всё этот поганый шлях!»
Надежда Шатая не оправдалась: рой не обманулся недвижимостью людей. Рой чуял кровь. Хватило бы и ссадины на подбородке шляха, чтобы привлечь его внимание, но рядом имелась более лакомая добыча – хорошенько отбитая, горячая, пахнущая так сладко и сыто… Для мошкары запёкшаяся кровь на ранах что мёд. А уж ран у Власа хватало.
Туча опускалась всё ниже, пока не окружила их. Жуки путались в волосах, а Крапива боялась головой тряхнуть, чтобы не разозлить их пуще прежнего. Всего гуще рой был подле Власа.
Первый укус он выдержал, стоически стиснув зубы. Второй заставил княжича резко выдохнуть через нос. Когда же на него накинулся добрый десяток, не утерпел и взмахнул руками. Какой ещё сигнал нужен голодным тварям? Они слились в серый жужжащий саван и укутали Власа. Послышался сдавленный крик.
– Нет… – У Крапивы земля ушла из-под ног. Спасти княжича от племени Иссохшего дуба, но не оборонить от стаи мошек? – Нет! – закричала она, привлекая их внимание.
– Аэрдын, молчи!
Шатай кинулся к ней, схватил за локоть и потащил прочь.
– Его уже нэ спасти!
– Всех можно спасти!
– Аэрдын, нужно уходить!
– Вот ты и уходи!
Она размахнулась и влепила ему пощёчину, а проклятье сделало удар больнее. Шатай охнул и выпустил её, а Крапива по-мужицки свистнула в два пальца, пугая мошкару.
– Эй! Я здесь! Здесь!
– Аэрдын, нэ надо!
Но где там расслышать предостережение, когда и собственного рассудка не слышишь?
– Ну! Хотите жрать? Меня жрите!
Жутким был её танец! Она ударяла пятками о землю, скакала на месте и из стороны в сторону, кружилась. И рой, привлечённый запахом пота и безумия, ненадолго выпустил Власа.
Княжич, покрытый многими укусами, не сразу уразумел, как ему повезло. А уразумев, не поблагодарил девку, а заорал:
– Куда полезла, дура?! Спасайся!
Он неотрывно следил за ступнями девки в мягких шляховских сапожках. Из тонкой кожи, туго зашнурованные, захватывающие низ широких штанин, они плотно облегали ногу почти до середины икры. Рой вторил её движениям, занавесь, укрывающая травознайку, становилась всё плотнее. Казалось, она пляшет босиком на раскалённых углях, и пламя вот-вот взовьётся и спалит танцовщицу.
Видно, дурость заразна, и Шатай тоже не утёк. Он рассекал рой мечом, но проплешины мигом затягивались.
– Не меня! Власа спаси! Деревню…
Но шлях и слушать не желал.
Жвала резали плоть, отщипывали кусочки снова и снова. Обнажённые плечи травознайки покрылись багровыми каплями.
– Чего они боятся?!
Вопрос Власа потонул в рёве стаи. Он крикнул снова:
– Шлях! Ну? Чего они боятся?
– Ничэго!
– У всякого зверя есть страх! Думай! Огня? Воды?
У них-то не было ни первого, ни второго, и мужчины понимали это без слов.
Шатай рыкнул:
– Душницы! Рытники боятся душницы, но она давно нэ растёт в стэпи!
– Кинь мне меч!
– Ни за что! Ты, раб…
– Жить хочешь? Кинь мне меч!
Отдать
