Крапива - Даха Тараторина

Нардо нехотя согласился, потому что больше ничего сделать не мог. Он крикнул:

– Мы принэсём Стрэпэту благую вэсть! Стэпь сама казнила прэдателей!

Взбудораженные, воины зароптали. Кровь бурлила в них, жажда победы мешала стоять на месте.

– Стоило принэсти Стрэпэту их глаза! Он захочет убедиться! Ослэпить и вскрыть животы, а уже послэ отдать стэпи! – кричали они.

Кривой устало поморщился: уж он-то о слепоте знал поболе соплеменников. Он повысил голос:

– Развэ мы нэ вэрим в справедливость Мёртвых зэмэль? Разве имеем право проверять, свэршилась ли казнь?1

Нардо робко возразил:

– Вождь хотел бы… получить свидэтельство…

Кривой сидел на своём верном скакуне, а гнедой Шатая семенил следом за отрядом. Животные сами вышли на знакомые запахи, а по их следам шляхи отыскали беглецов. Когда калека вернул своего мерина, тот всё принюхивался, удостоверяясь, что хозяин на месте. Похлопав коня по крепкой шее, старик сказал:

– Вот лучшее свидэтэльство. Бэз конэй им нэ выжить нигде в стэпи, а уж в Пустых зэмлях…

– Ты говоришь мудро, старик, – кивнул Нардо и сделал знак всадникам.

Те потянулись вслед за ним, недовольно переговариваясь. Отстал лишь Брун. Он пустил коня шагом, чтобы поравняться с Кривым.

– Вот что я подумал, старик, – сказал он. – Наши кони нэ любят чужаков. Как так вышло, что хэльгэ увёл твоего мэрина?

– Разве Шатай чужак? Мы сидэли у одного костра, мой конь знал его.

– Это так, – согласился Брун. – Но всё жэ это странно.

– Да, – согласился Кривой. – Чэго только нэ случается в Мёртвых зэмлях…

Глава 13

Пока шляхи глядели им вослед, Влас шёл с прямой спиной, словно кочергу проглотил. Только припадал на правую ногу, да всё сильнее зажимал бок. Когда же стало ясно, что дожидаться их охотники не станут, княжич упал плашмя.

То был вопрос времени, когда силы покинут его, и лекарка даже не удивилась. Она сразу села возле.

– Помоги перевернуть. Шатай?

Шлях был как сонный, но указание выполнил.

Брови Власа сошлись у переносицы, глаза были плотно зажмурены. Всё его существо сосредоточилось на том, чтобы сделать ещё один вздох, а каждый последующий давался тяжелее. Воздух со свистом вырывался сквозь сжатые зубы.

– Он ядовит, – безразлично проговорил Шатай.

– Кто?

– Подзэмный жор. Он ядовит.

– С-с-сын горной козы… – выругалась травознайка.

Она поила Власа снадобьями, меняла повязки на свежие, пережёвывала целебные травы в кашицу и накладывала их на рубцы, чтобы те скорее затянулись… А вышло, что не лечила она княжича, а лишь мешала руде вместе с отравой излиться. Не хлебай больной волшебные зелья, что мигом сращивают мышцы, лекарка заметила бы, как травит его яд. Но раны за считаные дни превращались в шрамы, и та, что оставил подземный жор, не отличалась от прочих.

Девка взвыла от досады.

– Почему ты не сказал сразу?!

– Я говорил, что он всё равно сдохнэт.

И верно, говорил. Да Крапива над тем не задумалась. Шатай продолжил:

– Стрэпэт так или иначе казнил бы его. Смэрть от яда стала бы милостью.

– А потом? Почему ты не сказал потом?!

Стоило надавить вокруг нарыва, и Влас со стоном выгнулся дугой, вены вздулись на его висках. Шатай глядел на него без всякого чувства.

– Потом? Это когда ты сказала, что сэла ко мнэ в сэдло лишь ради нэго?

– Да! Да, тогда! Зачем иначе было спасать нас?!

– Я спасал тэбя. Нэ его.

Покой и добрая еда. Обильное питьё, тишина и прохлада… Быть может, так Влас дотянул бы до Тяпенок, а то и до возвращения в столицу, где настоящий, опытный лекарь помог бы ему. А может, не будь он избит и измучен, Влас победил бы отраву и без врачеваний. Молодой, здоровый, сильный… Но что теперь-то гадать?

– Дай меч.

– Давай я убью его, аэрдын. Так будэт… быстрэе.

Влас вот-вот готовился испустить дух, но смолчать и тут не сумел.

– Брешешь, шлях, – едва слышно прохрипел он, – ты просто давно хотел меня зарезать…

– Я хотэл убить тэбя, а нэ избавить от страданий. Но тэпэрь это одно и то же.

Сызмальства мать учила Крапиву вести себя потребно. Не кричать, не плакать, не смеяться слишком громко, тем паче на людях. О том, чтобы браниться, и речи не шло. Но мать нынче была далеко, а Мёртвые земли научили травознайку многому, что не одобрила бы Дола.

– Молчать! – рыкнула девка. – Шатай, меч! Живо! Влас, закуси!

Она сунула ему меж зубов край своей рубахи, походя подумав, что стоило сделать так в начале пути, и тогда многих бед не стряслось бы. Мужчины повиновались.

– Держи ему руки.

– М-м-м!

– А тебя вообще не спрашивают! Крепче закуси!

Шатай всем сердцем ненавидел Власа, и не сказать, что вид острого лезвия у живота княжича не доставлял ему удовольствия. Но с тех пор, как он ушёл из племени, все краски померкли, а радость помаленьку усыхала, как хилый родник. Поэтому, когда клинок надавил на вспухшую кожу, шлях лишь сильнее стиснул запястья Власа.

– Р-р-р-р!

Не зажимай больной тряпку, точно откусил бы себе язык. Лекарка осторожно держала меч одной рукой за рукоять, другой у самого острия. Клинок был остёр, но отчего-то никак не мог вспороть язву.

– А-а-а! Больно! – Влас всё ж выплюнул кляп. – Хватит!

Но лишь плохой лекарь пойдёт на попятный, когда больной жалуется. Крапива причиняла боль во спасение не впервой. Взять хоть Шатая, которого она обманула, чтобы защитить свой дом…

– Держи!

Княжич метался как обезумевший. Не придави шлях его коленом, уполз бы, под землю зарылся, лишь бы избежать поцелуя стали. Ещё малость – и околел бы от одного ожидания. Тогда Крапива бросила осторожничать. Она трижды коротко выдохнула, чтобы самой не струсить, перехватила поудобнее оружие… и ударила.

Вопль разнёсся по степи. Не человечий, звериный вопль. Так кричала коза, когда волк задрал её на глазах у маленькой Крапивы. Нарыв вскрылся, из него заместо крови потекла смрадная жёлтая жижа. А из пореза высунулся червь.

Многое повидала травознайка, многих лечила. Случалось иметь дело с таким, что только крепкий желудок выдержит. Но подобное встретила впервые. Отшатнуться бы да сделать защитный знак… Но вместо того она запустила пальцы прямо в порез, не давая червю скрыться.

Влас слабо дёрнулся, но силы покинули его, а Шатай продолжал держать.

Червь сидел там, питаясь жизнью княжича. Он вошёл под кожу вместе с когтем подземного жора, да так и остался, когда рана запеклась. Он кормился и набирал вес, чтобы вскоре прогрызть себе путь на волю. Что же, на волю