Царствование Розы - Кейт Голден

Лен посмотрел на меня бесстрастно.

— Одна пинта, горячая еда, и к рассвету ты снова будешь падать с горы.

Возможно, он был прав. Я опасно приблизился к той самой грани. За которой моя собственная смерть начинала выглядеть слишком привлекательно. За которой я либо присоединюсь к ней, либо перестану жить каждый отвратительный день без нее. Но тогда ее жертва оказалась бы напрасной, а этого — этого я не мог допустить. Ни в жизни, ни в смерти.

Сухой ветер хлестал по коже, когда я, хромая, с кряхтением направился к Лену. На его лице вспыхнула тревога, когда я приблизился, но я лишь снял ведра с его плеч и прошел мимо, направляясь вниз по склону горы. Лен, плетущийся следом по снегу, громко вздохнул с облегчением.

Ворст был не то чтобы городом. Он был едва ли деревней. Все, что он мог предложить, — это упомянутая уже забегаловка, почти пустой магазин, храм да тихая каменная таверна Лена. Населяли его лишь проезжающие, одинокие торговцы вроде Лена, всю жизнь торгующие здесь, да редкие ученые или жрецы, искавшие укромные уголки Жемчужины, чтобы изучать Камни или служить им в мире.

Таверна Лена — которую он на протяжении нашего утомительного пути трижды разными словами пояснил, что принадлежит не ему, а его кузену Фолку, — представляла собой промерзшую лачугу цвета мокрого шифера на самой окраине. Чтобы войти, мне пришлось пригнуться, а внутри из-за низкого покатого потолка пришлось сгорбиться, что вызвало новые приливы боли в моем все еще ушибленном животе.

Выбор был невелик — убогое помещение располагало лишь парой разномастных табуреток и одной скамьей, под которой храпел какой-то мужчина, — поэтому я сел в заднем углу у камина. Мой стол был сколочен из перевернутого свиного корыта. На нем стояла единственная столбовая свеча, воткнутая в пустую винную бутылку и отчаянно трепетавшая, словно борясь за жизнь.

— Ну, что тебе подать? — спросил Лен, ткнув кочергой в потрескивающие поленья.

Под слоями ткани таяли и превращались в воду примерзшие снег и лед. Я снял перчатки, сбрил рукой намерзшую сосульку с бороды и придвинул озябшие ладони к огню.

— Я возьму ту пинту. И что есть поесть.

Лен кивнул один раз и через несколько минут вернулся с пенистым элем и теплым мясным пирогом. С первого укуса стало ясно, что он состоит в основном из хрящей, но я съел его целиком без остатка и затем попросил второй. Пребывание так далеко от барьеров Белого Ворона улучшило и мой аппетит, и заживление ран. Я повертел спиной, чтобы размять одеревеневший позвоночник.

— Хочешь знать, как Фолк пытался назвать таверну? — начал Лен, придвинув низкую табуретку и закинув на свои костлявые ноги шкуру какого-то животного.

Раздражение закололо у меня в затылке. Я не мог сказать пожилому мужчине, чтобы он убирался, когда он предложил мне первую за несколько дней горячую еду. Но мне ужасно, ужасно этого хотелось.

Когда я промолчал, он, не смутившись, сказал:

— Замерзший Як.

— Да… ужасно.

— Я сказал ему, что каждый посетитель будет думать о твердой, как камень, рвоте, когда будет есть.

Мой взгляд упал на жидкий пирог передо мной, и я опустил вилку.

— Ты явно не отсюда, но в Ворсте, яки…

— Без обид, Лен, но я бы предпочел немного…

— Уединения?

Я позволил своему молчанию ответить на его вопрос.

Лен лишь наклонился вперед. Его потрескавшиеся губы расплылись в любопытной ухмылке.

— Что тебе нужно от старого Ворона?

Огонь затрещал рядом со мной, и храпящий человек, купающийся в тени, перевернулся на бок. Я вздохнул, как вол.

— Он вообще там наверху?

Лен шмыгнул носом, морщины на его лице сгладились с легкостью, словно он делал это слишком часто. Хронические сопли из-за хронической зимы.

— Да. Спускался он сюда пару раз, покупал семена для своего сада.

— А кто-нибудь в Форсте с ним общается? Есть ли способ передать послание?

Лен покачал головой.

— А если от…

— Короля Оникса?

Я подавился куском корки, пропитанной жиром.

— Ходят слухи, — сказал Лен, откидываясь назад. — Даже в таких маленьких городках, как этот. Твоей земле уже два месяца как не хватает короля. И не так много мужчин могут превращаться в драконов. Всего двое, по моим последним подсчетам.

Подозрение сжало мою челюсть.

— Что ты знаешь о моем отце?

Лен скривился.

— Да все это королевство сплошь из ученых состоит. Он же Фейри, я прав?

Я хранил молчание, спина напряглась, а узкая вилка изогнулась в моем сжимающемся кулаке.

— Почему ты покинул свое королевство? — Лен выхватил нож, лежавший рядом со мной, и принялся вертеть его на своих кривых пальцах. — У вас разве не война?

Ярость, закружившаяся во мне вихрем, едва не выплеснулась сквозь кулаки и не обрушилась на этого щуплого человека. От расправы его спасла лишь такая же всепоглощающая ярость, обращенная на самого себя — горькая правда его слов, все мои промахи, эта вынужденная дорога сюда, бросившая тех, кого я должен был защищать.

— Я не бросал их, — прорычал я. — Мои люди готовятся к битве. Я здесь, чтобы добыть то, без чего нам не одержать победы.

— И что же это?

Любопытство Лена перешло из разряда слегка раздражающих в то, что заслуживало вилки, воткнутой в глотку.

— Ну же, — пристал он. — Кому я расскажу? Грызунам?

Я вздохнул.

— Человека, которого я хочу уничтожить, может убить только определенный тип Фейри. Мне нужен Белый Ворон, чтобы сделать меня… способным победить его. — Следующие слова я произнес очень медленно, чтобы проникнуть в слабый ум Лена. — Можешь ли ты помочь мне добраться до колдуна?

Глаза Лена смягчились, и на мгновение я подумал, что он действительно ответит мне.

— Почему сейчас? Когда ты был в состоянии войны годами?

Я воткнул свою покоробленную вилку в мягкую середину пирога, игнорируя его. Еще пара глотков, и я отправлюсь обратно…

— Если ты ответишь мне, я, возможно, смогу помочь тебе связаться с колдуном. Я жил здесь шестьдесят лет.

Я не хотел говорить о ней с этой жабой. Я не хотел говорить о ней с кем бы то ни было.

Лен не отводил глаз, словно не ведал страха. Уйди я сейчас — и я навсегда остался бы в неведении: могла ли бы малая толика доброты, проявленная к этому человеку, переменить все. Она бы точно посоветовала мне рискнуть.

— У нас был кое-кто еще, кто мог убить этого человека, — наконец сказал я. — Кто-то очень дорогой мне. Она умерла.

Лен медленно кивнул, словно моя холодность по отношению к нему наконец обрела смысл.

— Мои соболезнования, мальчик. Я