Царствование Розы - Кейт Голден
Черт побери.
— Нет, — прорычал я.
И этот план едва не сработал. Все, чего я добился, — так это поднялся достаточно высоко, чтобы разглядеть крошечный каменный домик на вершине, заметить пожилого волшебника, ухаживающего за пышным огородом с корнеплодами, а затем, едва я ринулся к нему, пробиваясь сквозь его защиты, против воли превратиться в воздухе и рухнуть на землю.
В итоге я отделался раздробленным коленом, сотрясением и двумя вывихнутыми плечами. Однако все эти увечья меркли по сравнению с днями томительного ожидания, пока не отрастут новые зубы на месте выбитых — ничто не способно унизить мужчину так, как процесс прорезывания зубов, пережитый в зрелом возрасте.
Мое тело, разбивающееся об утрамбованный снег, было не так уж и плохо. В некотором смысле, я приветствовал боль. Она позволяла мне чувствовать то, что чувствовала Арвен — то же самое ужасающее бессилие. Паря в воздухе, когда инстинкты кричат мне лететь, несмотря на то, что мозг ревет, что я не могу…
— Ты не умрешь. — Вот что я сказал ей.
От этих воспоминаний мое лицо скривилось.
Поэтому я попытался снова на следующий день. И еще на следующий.
Второе мое падение из облика дракона обернулось переломом хребта в двух местах и параличом ног. Я пролежал там полдня, внутри барьеров Белого Ворона, не в силах исцелиться или пошевелиться, пока этот недоумок не наткнулся на мое распластанное тело и, следуя моим очень четким указаниям, не поволок меня обратно к городу, пока покалывание в икрах не возвестило, что я начал выздоравливать.
Я разглядывал его сейчас, пока он стоял в нетерпеливом ожидании с коромыслом2 на плечах. Этого морщинистого, добренького деятеля звали Лен, и его длинное лицо с тонкими губами было приспособлено для улыбки, которую он демонстрировал куда чаще требуемого. Будучи мойщиком посуды в единственной на весь город таверне, Лен каждое утро карабкался на холм за свежей водой из колодца и как-то обмолвился, что давно привык лицезреть тут несчастных лузеров вроде меня, тщетно пытающихся добраться до Белого Ворона.
— Не кори себя, — сказал Лен, прищурившись. — То, что тебе удалось выследить старого придурка, уже большая удача.
Нажимая на ноющее, будто расколотое ребро, я бросил на него взгляд.
— Иди уже своей дорогой, Лен.
Пожилой мужчина поднял руки в шутливой капитуляции.
— Ладно, ладно. Спускайся в таверну, если захочешь подкрепиться.
— Обязательно.
Но я не собирался этого делать.
— Блять. — вырвалось у меня с хрипом, пока я срывался вниз по ледяному склону, судорожно цепляясь за камни, вмороженные мной в лед для хоть какой-то опоры. Мою грудь с силой ударило о один из выступов, вышибая из легких воздух, и я с размаху грохнулся на снег. Сквозь пелену в глазах я заметил, как несколько зайцев разбежались по снежному подлеску.
— Ты убьешь себя, прежде чем сделаешь то, зачем пришел.
— Почему ты вечно тут околачиваешься? — прохрипел я Лену с полным ртом снега.
— Потому что чертов колодец здесь!
Я приподнял голову. Лен указал на источник, коромысло было уравновешено у него за спиной, а с обоих плеч расплескивали воду два ведра.
— Помоги мне донести их вниз с горы, и я угощу тебя пинтой3.
— Нет времени, — сказал я, хрипло, заросшая щека немела от холода.
Прошли месяцы. Если бы Лазарь уже уничтожил клинок… тогда у меня действительно не было бы ничего, кроме времени. Жалкой, ноющей вечности.
Я сглотнул сухой позыв к рвоте при этой мысли и вдохнул еще больше ледяного воздуха, с стоном перекатываясь на спину.
Не думай так.
Такая больная, раненная тоска пустила корни в моей груди, как это всегда бывало, когда ее голос звучал в моей голове. Как колокольчики. Как сладкая музыка.
Арвен сказала бы, что я не могу ничего знать наверняка, пока не доберусь до Люмеры и не узнаю все сам. А я не мог сделать этого, не мог противостоять отцу, пока и сам не стану чистокровным и не получу шанс уничтожить его.
Вот почему мне нужно взобраться на гребаную гору.
Туда, наверх — где неприступные облака встречаются с ледяной вершиной.
Я прищурился. Если бы и было здесь солнце, оно скрылось бы за этими пиками много часов назад. Я чувствовал это по тусклому лазурному свету, затуманивавшему снег, и холоду, что проникал в самую глубь моих костей.
В первые дни моего путешествия в Жемчужные Горы несколько местных жителей сказали мне, что я только что пропустил яркое, с ясным небом лето. В парящем королевстве холодно круглый год — что-то связанное с высотой или магией, которая удерживает город в облаках — но особенно сурово и осенью, и зимой, когда световой день длится меньше восьми часов и идет почти непрерывный снегопад. Здесь, в Ворсте, регионе, который служит домом Белому Ворону, было еще хуже.
Тем временем, в Шэдоухолде, вероятно, только подходила к концу осень, и Сумеречный Лес, скорее всего, был полон поганок и ежевики.
Еще один резкий удар под дых. Вот на что было похоже воспоминание о моей крепости в последнее время. Не потому, что я скучал по своим людям, или Гриффину, или Акрону. Не потому, что я тосковал по сиреневому мылу, виски и клеверному хлебу.
А потому, что даже если это предательское, обмороженное восхождение было возможным, даже если я достигну Белого Ворона, уговорю его сделать меня чистокровным, вынесу всю боль, которая за этим последует, и каким-то чудом вернусь целым и невредимым обратно в свой мрачный, знакомый замок…
Арвен не было бы там.
Ее книги, наполненные засушенными лепестками, нераскрытые. Та сторона моей кровати, которую я так глупо надеялся, что будет ее, навеки холодная. Мне больше не суждено услышать ее звонкий смех и ощутить аромат ее кожи, напоминающий апельсиновое дерево.
Я бы наблюдал, как мой дом становится склепом.
Я перевернулся, зарыв лицо в снег, и закричал, пока пламя не пробежало по моим легким. Пока слезы не заструились по щекам, а грудь не забилась в конвульсиях о землю — пока агония, разрывающая меня на куски, вина и невыносимая скорбь…
— Камни живые, — прошептал Лен. — Тебе нужен отдых.
— Нет, — проворчал я, выплевывая лед и поднимаясь с земли. — Так даже лучше. Все нормально.
— Скоро ночь. Ты не можешь карабкаться по ледяной горе в темноте со сломанным ребром и проколотым легким. Ты что, пытаешься умереть, парень?
Я задавал себе тот же вопрос так много раз, что сбился со счета.
— Смотря
