Подарок для герцога. Вернуть отправителю! - Елена Княжина
– Я не имею права вмешиваться в судьбы. Полотно плела другая богиня, праматерь.
– Но ты вмешалась! – я ткнула ей в лицо ладошкой с выгорающей тату.
– Меня, знаешь ли, призвали… В последний день правления я была в раздрае, а в ипостаси россохи я не вижу лиц. Только ауру чистоты, предназначенность и супружескую совместимость, – призналась богиня. – Хотя от наряда твоего несло больше болотом, чем свежестью. Так и нюх можно отбить.
– И мы с Габом были предназначены? – я переступила бешеного зверька и подалась вперед, к божественному лику.
– Так мне показалось в ту ночь, – Вергана дернула плечом и откинула с лица темную вуаль. – Уже после, когда отошла от похмельных проводов, я заглянула в его полотно… и прилично удивилась, Лизавета. В жизненный путь Габриэла не была вплетена брачная нить. Только война, проклятие и смерть. И как Миландоре удалось меня провести? Боюсь, я что-то напутала, дорогая. Вы не предназначены Судьбой, и тебе пора домой.
Хорек носился вокруг меня, мелькая то черным носом, то бусинами-глазами, то пышным хвостом… И куда он так торопился?
– Поверь, Лизавета. Я знаю Габриэла дольше твоего… Он предпочел бы умереть сам, чем наблюдать, как тебя убьет проклятие ведьмы, – добавила она. – Тебе пора. Россоха уже устала наворачивать круги, а ей еще до другого мира прыгать.
Вергана заломила руки и поджала губы, будто запрещала себе сказать лишнее. Чувствовалось, что она мается, мнется, держит в себе что-то важное. Что-то, что не имеет права разглашать.
Жестом она велела россохе стартовать, и та, виляя хвостом, посеменила лапками к выходу из храма.
– Иди, иди… Я уже сказала больше, чем нужно, – поторопила Вергана и отвернулась. – Это твой выбор. Свобода твоей воли. Иди…
Она прошла к алтарному камню, перед которым горделиво возвышалась статуя Триксет – огромная, ледяная, намного внушительнее соседок-богинь. Не удивлюсь, если в этот миг Вергана показывала коллеге язык или обмазывала ее платье зубной пастой.
Я сделала несколько шагов за россохой и затормозила у двери. Казалось, меня выгоняют. Вышвыривают из чужого мира за ненадобностью.
Однако причем тут свобода воли и выбор? Если хочу, могу остаться, так?
Но зачем мне Сатар, в котором нет Габриэла? Возможно, тропа домой – и впрямь божественная милость. Там, в Хавране, будет легче зализать раны и смириться с утратой. Наверное.
– Ты сказала «очень необычная смерть», – прошептала я себе под нос.
– Ты еще не ушла? – богиня лениво развернулась и подняла бровь. – Ну да, необычная… У нас нечасто умирают от яда хары.
Сложный мыслительный процесс отражался морщинкой на ее лице.
– Птицы из Керракта, да?
И почему это может быть важным?
– Очень редкой птицы, – с нажимом пояснила Вергана. – Она позволяет брать свои перья только лидерам клана Азумат. Пару штук в год, если повезет. А плачет и того реже. Демоны, в которых течет кровь Верховного, смазывают ядом острие ритуального саера…
Габриэл упоминал, что рогатые изредка оставляют трофеи. Обычно в чьих-то телах. Вот эти тонкие ножики с массивной рукоятью для демонской руки. Однако не все клинки ядовитые.
– Нынче уникальным судьбоносным оружием владеют лишь представители рода дарр Тэй, – вещала мерцающая тень. – Они распоряжаются им с умом, благородством и военной хитростью. Определив, кто в войске наибольшая угроза, вступают с ним в честный ближний бой. Смертельные раны обычно достаются главнокомандующему или заместителю… Только представь, как необычно узнать, что один из твоих верноподданных умрет от яда, который даже в чужом мире – большая редкость.
– Габриэла ранил Ахнет! – вскрикнула я и, оглядев пустой пол с крошками хлеба, схватилась за сердце.
– Не просто ранил, чистое дитя. Ты только что поила молоком убийцу своего мужа.
Убийцу мужа… Я принесла ему хлеб со стола военных.
– Не хотела говорить тебе, чтобы не расстраивать. Ты ведь твердо собралась в свой мир? – напомнила Вергана.
– Да как же я… Куда же я… Кому я там? – подняла на нее глаза.
И правда – кому? У Регинки своя жизнь, у Артемия кисуни, а с работы я бы все равно уволилась… По маме тоскую, но знаю, что она справится. Родители всегда отпускают детей.
А тут… Один час? Остаться в мире, в котором Габриэл пробудет еще шестьдесят минут? А потом он исчезнет, а я застряну, законсервируюсь в вечной сердечной боли…
– Всего один? – проронила я вслух и осела на пол.
– Всего один. И ваша связь окончательно прервется. Но, Лизавета, я не буду бегать сюда по каждому твоему зову. Если не уходишь сейчас – не уходишь вообще. Это разовая акция божественной милости.
– А ты можешь провести меня той чудесной тропой не к Ворошиловым, а в Грейнхолл?
В конце концов, это ведь одна гора… Просто двусторонняя.
– Могу, – вдруг спокойно отозвалась богиня. – Но что это тебе даст?
– Один час.
Боги, целый час! Зачем же я тут сижу и болтаю с сияющей теткой, если могу гладить Габа по губам, по волосам, по закрытым векам? Шептать ему, как ценна каждая минута, и пересчитывать белые узелки шрамов на плечах?
– Да он даже не в сознании! – фыркнула Вергана и пожала плечами. – Габ вряд ли узнает, что ты рядом и держишь его за руку.
– Зато я буду знать. И буду держать. И буду рядом, – затараторила я, подбирая юбку в боевой готовности.
Теперь я могла скакать за россохой вприпрыжку, только бы поскорее выйти с той стороны.
– Такой твой выбор, блаженная? Такова твоя воля? – она удрученно закатила глаза. – И где тебя такую только нашла Миландора?
– Мой выбор. Мой, – вбила я твердо в холодный храмовый воздух. Так, что пар изо рта пошел клубами.
– Как хочешь, – она пожала сияющим плечом. – Россоха выведет тебя к Грейнхоллу. Но тогда будем считать божественную милость выданной, и больше ты взывать ко мне не станешь.
– Я поняла, да… Хорошо. Конечно, – быстро покивала я и протерла заплаканные глаза рукавом, чтобы лучше видеть дорогу. – Что мне делать?
– Все то же. Спускаться с горы, бежать за россохой. Она выведет.
– Тогда… прощайте. И спасибо… вам, – ко мне вдруг вернулся уважительный тон.
Я даже воспылала стыдливым благоговением: богиня! Сияющая! А я ей «тыкаю». Совсем крышечка поехала, совсем.
Я ломанулась вслед за вертлявым белым хвостом, что маячил у выхода, как вдруг за спиной раздался удрученный стон. Так воет раненый зверь или мать, второй час решающая домашнее задание с второклассником. Я бы поставила на второе.
– Стой ты!
– Стою, – обернулась виновато.
Не соблюла какие-то традиции? Недостаточно благодарности? Нужны подношения? Я правда понятия не имею, как
