Ученица Волхва - Иван Тарасов
— Добрый вечер! — голос его звучал легко, как шелест листьев. — Не откажешься от подарка?
Он протянул букет. Арина замерла. Цветы пахли знакомо — так пахли зелья Еремея, смесь земли, звезд и чего-то невозможного.
— Кто ты? — спросила она, принимая букет. Прикосновение к лепесткам вызвало дрожь — будто тысяча воспоминаний пронзила кожу.
— Радомир, — юноша улыбнулся, и в уголках его глаз легли морщинки — точь-в-точь как у старика, когда тот скрывал хитрость. — А ты, наверное, та самая травница, о которой шепчутся деревья?
Он взял корзину из её рук, не дожидаясь разрешения, и зашагал рядом. Его смех, звонкий и свободный, контрастировал с мрачностью Чернобора. Но в жестах — как он поправлял волосы, как касался рун на коре деревьев — было что-то бесконечно знакомое.
— Ты… похож на одного человека, — проговорила Арина, всматриваясь в его профиль.
— На кого? — Радомир притворно нахмурился. — Надеюсь, на героя из сказок?
Они вышли к опушке. Ветер донёс запах дыма из деревни, и Арина вдруг вспомнила: Еремей всегда приносил ей цветы мандрагоры в такой же корзине.
— Почему ты здесь? — её голос дрогнул.
Радомир остановился, повернувшись к ней. В его взгляде вспыхнула глубина, которой не бывает у юнцов — мудрость, прожившая века.
— Потому что обещал защищать тебя, — прошептал он, и это были слова Еремея.
Арина застыла. Сердце колотилось, разрываясь между недоверием и надеждой. Она подняла руку, коснулась его щеки. Кожа была теплой, живой, но в прикосновении сквозила та же сила, что когда-то сковывала её чарами.
— Это… невозможно, — выдохнула она.
— Лес даёт вторую жизнь тем, кто служит ему верно, — он прижал её ладонь к своей груди. Под тонкой рубахой билось сердце — новое, но хранящее все её имени.
Арина не помнила, кто начал первый. Она вцепилась в его плечи, втягивая запах дождя и кореньев, смешавшийся с его дыханием. Радомир (Еремей? Юноша? Дух?) ответил ей с той же яростью, словно вековое молчание прорвалось в этом поцелуе.
— Я не просил прощения, — прошептал он, когда их губы разомкнулись.
— И не надо, — Арина прижалась лбом к его груди. — Ты вернулся. Этого достаточно.
Они шли к деревне, почти не разговаривая. Букет в руках Арины светился тусклым сиянием, а Радомир напевал старую песню — ту, что Еремей всегда бормотал у котла.
У крыльца Светлана, увидев их, ахнула и спряталась за плетень. Арине было всё равно. Она смотрела на юношу, в чьих глазах горели зелёные звёзды, и знала: Чернобор больше не будет прежним.
А где-то в глубине леса, на заповедной поляне, колдовской цветок ронял лепесток в ручей. Он плыл, кружась, к далёким землям, унося с собой обет: «Пока бьётся её сердце — я буду жить».
*** 18+***
Корзина с травами грохнулась на пол, рассыпая сухие лепестки и коренья. Арина вцепилась в ворот рубахи Радомира, прижимая его к стене. Губы её горели, а пальцы дрожали — от ярости, от желания, от тысячи невысказанных вопросов.
— Ты же мой учитель, — прошептала она, целуя его шею, впиваясь зубами в место, где когда-то пульсировала чёрная жила яда. — Учи заниматься любовью. Прямо сейчас.
Радомир застонал. Его руки, уже не старческие, а сильные и ловкие, обхватили её бёдра, поднимая, чтобы прижать к себе. Руны на его коже вспыхнули зелёным огнём, сплетаясь с тенями, что клубились по углам избы.
— Ты помнишь, — он сорвал с неё платье одним движением, ткань рассыпалась, как осенние листья. — Как я учил тебя читать руны?
Арина в ответ провела ногтями по его груди, выжигая знаки на плоти. Каждое прикосновение оставляло светящийся след — их магия сливалась, как вода с огнём.
— Покажи мне новые, — она прикусила его нижнюю губу, и воздух взорвался искрами.
Радомир положил её на стол, заваленный свитками и сушёными грибами. Бумага вспыхнула синим пламенем, но они не заметили. Его пальцы скользнули между её бёдер, и Арина вскрикнула — не от боли, а от удара магии, пронзившей её, как молния.
— Видишь? — и тело Арины содрогнулось от его напора, а столешница треснула под тяжестью их силы. — Это руна Дажьбога…
Арина выгнулась, цепляясь за его плечи. Вокруг них кружились вихри из лепестков и пепла, а на потолке проступали древние символы — любовь и смерть, сплетённые воедино.
— Лжец… — она засмеялась, чувствуя, как её тело наполняется не только им, но и дикой энергией леса. — Это руна Ярилы…
Радомир прижал её ладонь к своему сердцу. Под кожей билось живое сердце — а не кристалл чуда.
— А это… — он ускорил ритм, и Арина взвыла, ногти впиваясь в его спину. — …руна Любви.
Стол рухнул. Они покатились по полу, но даже это не остановило их. Арина перевернула его, сев сверху. Её волосы, распущенные, как ночь, касались его груди, и каждый локон оставлял ожог.
— Ты научил меня всему, — она двигалась, и с каждым толчком стены избы покрывались цветами. — Кроме этого.
Радомир взревел, хватая её за талию. Его тело выгнулось, и они взлетели — не метафорически. Магия подняла их в воздух, обвивая золотыми нитями. Арина смеялась, целуя его, пока их силуэты сливались со светом рун.
Когда они упали на кровать (точнее, магия мягко опустила их), Арина прижалась к его груди, слушая, как бьётся кристалл.
— Ты всё ещё мой учитель, — прошептала она.
— А ты — моя вечная ученица, — он провёл рукой по её спине, и шрамы от старых битв исчезли, как будто их смыл дождь.
За окном, в Чёрном лесу, завыл ветер. Но здесь, в избе, пахло мёдом, дымом и чем-то новым — обещанием, что даже бессмертные могут возрождаться.
Арина прислушивалась сама к себе, молча лежа рядом с любимым учителем на кровати. В ней что-то изменилось. Она стала спокойнее и как-то взрослее. Ей больше не хотелось вспоминать о Михаиле и Тойво.
— Это потому, что ты моя волхва, — послышался голос Макоши, — а не Живы, Матушки Сырой-Земли или Мораны. Волхва Макоши будет совершенной лишь после того, как станет женщиной. Кстати, дети — это прекрасно, но чтобы зачать ты должна этого захотеть. Люби. Живи. Защищай.
Глава 12. Тихий Зов
Чернобор встретил Арину привычной суетой. Утро было ясным, и главная улица деревни дышала жизнью: кузнец Игнат вывешивал на плетень свежие подковы, старуха Матрёна торговала пучками
