Западня - Ева Гончар
Это была середина осени, время прозрачного горького воздуха и шороха медных листьев под ногами. Последний месяц Многоликий провёл в Икониуме, раздумывая, как проучить мздоимца и вора — здешнего градоначальника. План был уже готов и ждал воплощения в жизнь нынче вечером. Не зная, когда и где после этого удастся вернуть себе человеческий облик, Многоликий решил пообедать в хорошем ресторане. Он сидел у окна, разглядывая нарядных прохожих и медленно падающие на тротуар листья, резал аккуратными ломтиками сочную отбивную в хрустящей корочке и запивал её ледяным пшеничным пивом, когда за его столом вдруг без спроса возник какой-то человек. Феликс поднял глаза, недовольный вторжением — и кусок застрял у него в горле.
Перед ним сидел император Джердон Третий собственной персоной.
Оборотень моргнул, уверенный, что ему померещилось.
Император никуда не делся. Положил на стол расслабленные ладони и смотрел цепкими голубыми глазами на своего визави, изгибая тонкие губы в присущей ему ускользающей полуулыбке.
Феликс ещё раз моргнул и покосился на ресторанный зал. Император не отличался эффектной наружностью — он не был ни высок ростом, ни широк в плечах, его бледное гладко выбритое лицо, в чертах которого просвечивало что-то лисье, не притягивало взгляд, — но не узнать правителя Империи было невозможно! Однако и посетители, и официанты ресторана как будто не замечали его, ни единым жестом не обнаруживая своего удивления.
— Нет, господин оборотень, — негромко проговорил Джердон. — Невидимым я быть не умею. Просто все, кто сейчас вокруг — мои люди… Они, — кивнул он на двух толстяков в дорогих перстнях, обсуждавших дела за соседним столом. — И она тоже! — махнул рукой в сторону молоденькой подавальщицы с двумя полными пивными кружками в одной руке и заставленным тарелками подносом — в другой. — Разумеется, и они, — показал на мужчин и женщин, фланирующих за окном. И добавил со значением: — Мыш-шь не проскочит, господин оборотень.
У потрясённого Многоликого слова застряли в горле.
— Молчишь? И правильно, — приподнял бровь Император. — Молчи и слушай. Я устал от донесений о твоих новых художествах и о том, что ты в очередной раз исчез. Люди ропщут. Одни говорят, что ничего не стоит моя полиция, которая никак не может тебя поймать. Другие говорят, что толку нет от моего правосудия, раз ты вынужден выполнять его функции. Люди ропщут, Многоликий. Мне это совсем не нравится.
— Я… арестован? — наконец, смог выговорить Феликс.
— Нет, — тень улыбки снова прошла по лицу Джердона. — Пока нет. Я не хочу сажать тебя на цепь. Мне даже немного жаль, что сегодня ты не сделаешь задуманного… каналью градоначальника давно пора окоротить. Но этим я займусь сам. А ты немедленно покинешь Империю и больше ни-ког-да здесь не появишься. Ясно?
— Ясно, ваше величество, — хрипло сказал Многоликий.
И он бежал из Империи в тот же день, не размышляя и не сомневаясь — персона Джердона Третьего к сомнениям не располагала ни в малейшей степени. Феликс сделал бы то, что ему велели, даже если бы неожиданный собеседник не вспомнил о «каналье градоначальнике». Осведомлённость же Императора в этом вопросе напугала Многоликого по-настоящему — он был вполне уверен, что о своих планах никому не рассказывал, и не мог даже предположить, откуда о них узнал Император.
Три последних месяца, проведённых Феликсом в Индрии, Мангана просмотрел бы за несколько минут, но, похоже, в конце концов, утомился и он — а может, ему попросту не терпелось поделиться увиденным с Королём. Пленник был так измучен и обессилен, что уже толком не сознавал, где он и что с ним происходит, в ушах стоял звон, перед глазами, сливаясь друг с другом, плавали багровые пятна, но слова Придворного Мага: «На сегодня хватит!» — он и расслышал, и понял. Непроизвольный вздох облегчения, вырвавшийся из его груди — лицо принцессы Эрики в «Окне» так и не появилось! — Потрошитель истолковал по-своему.
— Напрасно радуешься, голубчик! — просипел он издалека, должно быть, уже из коридора. — Самое интересное у нас с тобой впереди.
Освещение в клетке погасло, решётка бухнула, закрываясь, в ржавом замке со скрипом повернулся ключ, и наступила тишина.
Феликс не знал, сколько времени прошло, прежде чем он снова стал способен воспринимать реальность. Давящей конструкции на его голове и прилагавшегося к ней приспособления на кровати, само собой, уже не было, конечности были свободны, но голова разрывалась от боли, и всё тело ныло, словно его сжимали и выкручивали исполинские руки. Хуже всего было то, что повреждённая нога болела тоже, ничуть не меньше, чем вчера — недавнее переохлаждение, скудный сон и скудная пища, а особенно Манганины эксперименты регенерации совершенно не способствовали. Значит, что? Значит, даже если Принцесса принесёт ключ, ни в какое мелкое проворное существо, вроде геккона, умеющее лазать по вертикальным стенам, Многоликому не превратиться — на трёх лапах далеко не убежишь. Придётся просить девушку, чтобы она вытащила его на поверхность. Ладно… если она принесёт ключ, такую-то малость для пленника сделать вряд ли откажется. Сложность в другом: какого размера должен быть зверь, который протиснется сквозь решётку и при этом сможет передвигаться самостоятельно? Расстояние между прутьями меньше ладони… Кот? Кролик? Хомяк? Хорёк? А если каких-то зверей она боится?..
Обрывки мыслей слипались бесформенной грудой, рассудок путался, рождая причудливые образы: зелёный хорёк, похожий на ящерицу — или ящерица, похожая на хорька? — удирал от кролика с пушистым и длинным кошачьим хвостом — или от кота с кроличьими ушами? — а кролик шипел и плевался, выбрасывая вперёд язык, бесконечный, как у хамелеона. Превратиться в такую химеру и остаться ею до конца жизни! — представил вдруг Многоликий, содрогнулся и выдернул себя из бреда.
Бред-то, конечно, бред — но если сил хватит только на одно превращение, какое-то время придётся оставаться зверем, причём зверем раненым. Не хотелось ни прятаться где-нибудь в Замке до полного выздоровления, ни, тем более, сдохнуть сегодня же ночью в сугробе под стеной. Поэтому Феликс медленно и осторожно, чтобы не расплёскивать боль, повернул голову к столу. На столе, как он и ожидал, стояли кувшин и миска — уморить свою добычу голодом Потрошитель всё же не собирался. «Я должен поесть, — решил пленник. — Чем больше я съем, тем быстрее приду в себя!» От запаха скверной еды тошнило, тело не слушалось, но Феликс кое-как подобрал руки и попытался приподняться на локтях. Ещё одно усилие… и ещё… ещё чуть-чуть, и можно будет ухватиться за край стола, дальше проще… но тут в глазах у Многоликого потемнело, и он потерял
