Отвергнутая жена - Мартиша Риш
Паул пробирался буквально на ощупь, чуть не налетел лбом на крюк, вбитый в стену. На этом крюке едва держался бочонок с дырою в боку. Он бросил взгляд на Герберта, тот находился у дальней стены конюшни, сверлил его взглядом. Парень стоял прямо и гордо, явно готовился к мести, а может, замыслил побег для ведьмы. Вон и в руках он что-то вертит. Рядом на суконке лежат невзрачные с первого взгляда вещицы – горсть сухарей, фляга. Точно, готовится в дорогу, видимо, и Люцию решил взять с собой. Красивая женщина любого способна увлечь колдовским взглядом своих медовых глаз. Признаться, и сам Паул попал под очарование ее невиданной красоты. Тем более, сана на нем больше нет, целибат остался в прошлом. Был бы он хоть чуточку моложе, сейчас, может, и задумался бы о семье. Но все же сорок лет – это очень много. И потом, Люция замужем. Не через все законы можно переступить. Но! Замужем Люция теперь, а через пятьсот лет? Ведьма точно проснется вдовой и тогда... Тогда можно будет подумать о большем.
Паул прокашлялся, сам испугавшись своей невиданной наглости.
- Святой отец, вы что-нибудь желаете здесь? - холодно задал вопрос Герберт.
Сам он приглядывался к тому, как бы убить старика. Ярость никак не хотела отступить, а жизненный опыт настойчиво советовал не оставлять за спиной врагов. Сегодня Паул приговорит Люцию и Зенона к костру, а завтра? Кто станет следующей жертвой? Ясно только одно – костры инквизиции никогда не потухнут. Ведь так просто желать смерти женщинам, которые кажутся опасными.
- Сын мой, Герберт, ты так давно не исповедовал мне свою душу. Скажи, что тревожит тебя?
Герберт неловко двинул локтем, седло накренилось, из-под него показался край пеленки. Паул мгновенно понял, для чего предназначена белая мягкая ткань, да еще и порванная на куски. Выходит, страж и ребенка решил с собой утащить. Хороший он человек, добрый, готов один пойти против всех. Точно так же, как и сам Паул. Значит, их теперь двое? Старик улыбнулся, дышать ему вдруг стало легче. Одному решиться на что-то всегда сложней, чем вдвоем. Жаль, Герберт не догадывается о помыслах Паула. И ведь не расскажешь ничего! Не поверит, вон какая ухмылка блуждает на губах парня. В нем, в Пауле, страж видит врага. Того и глади, кинется, нападет! Как задумчиво он обернулся на гору подков, сваленных у стены. Если одной из таких как следует приложить человека по голове, он наверняка погибнет. И никто ничего не докажет, они ведь в конюшнях. Мало ли, одна из лошадей испугалась, отвязалась, вот и не стало священника. Все очень просто, эта простота и пугает. Герберт нагнулся к подковам, подхватил одну в руку.
- Что-то игла совсем не идет, попона уж очень толстого сукна, - сверкнул парень глазами, зло улыбнулся.
Такая улыбка часто мелькает на лицах стражей, когда они собираются ворваться в бой. Лихая, решительная, раз увидишь ее, никогда не забудешь. Вон и костяшки на руке Герберта побелели. Крепко он сжал подкову, уже, считай, приладил к ладони. Паул почувствовал себя на суде, где ему уже вынесли приговор. Приговор за то, что посмел обвинить Люцию. Старик не слишком боялся смерти, но знания! Как ему хотелось познать все секреты этого мира! Именно ради этого он в свое время отрекся от мирской жизни, от всех ее соблазнов, запер себя в келье наедине со многими книгами. Думал, тогда времени ему хватит. Но успел постичь так мало за всю свою жизнь! И вот теперь по глупости, когда впереди уже замаячило столько открытий, когда сан, целибат остались позади, он потеряет все? Ну уж нет! Ни за что. Опять же, Люцию жаль. Таких женщин он еще не встречал. И твердо намеревался встретить через пятьсот лет, уже вдову.
- Всевышний посылает только те испытания, которые по силам душе.
- Вот и я так думаю.
Герберт поднялся с мешка. Все его мышцы разом напряглись. Он прикидывал, как ударить ловчее. Корень зла необходимо выдернуть и уничтожить. Окажись на его месте кто-то из братьев, даже его собственная мать, они бы поступили точно так же. Не побоялись бы за себя.
- Нельзя допускать зло в свое сердце. Дьявол искушает соблазном. Исповедуйся, сын мой. Я принес тебе немного вина, чтоб ты мог причаститься.
Паул и вправду захватил с собой флягу с вином, в которое предупредительно добавил сонного зелья. Он надеялся опоить Герберта, чтобы тот проспал суд. Дожить бы еще самому до суда!
- Сердце должно оставаться чистым от дурных помыслов. Нельзя давать им вырваться наружу. Никак нельзя губить детей, женщин... Зло должно быть истреблено. Вы согласны, святой отец? - страж подходил все ближе.
В своих стойлах на привязи волновались лошади, стучали копытами. Страх и решимость они чуют своей шкурой.
- Согласен.
Паул сделал шаг назад, ударился затылком о крюк, вбитый в стену, невольно согнулся. Только это и уберегло его от удара подковой. Герберт досадно выдохнул. Промазал! Но священник не голосит, не зовет на помощь, может, и не заметил того, как мимо его головы просвистела подкова?
В конюшню хлынул свет, ворота открылись. Герберт успел прислониться к стене, принял скучающий вид. Паул медленно распрямился. Не иначе сам бог его уберёг! Выходит, он на правильном пути. А может, ему помог сам дьявол? Вошедший в конюшню мальчишка не дал додумать мысль.
- Святой отец, вас приглашает градоначальник присоединиться к нему на суде.
- Вот как? - старик почувствовал, как по его спине бегут капли пота, и все же голос его не дрогнул, - Я исповедую тебя позже, сын мой Герберт.
- Буду ждать этого часа с трепетом в сердце, - склонил голову страж. По всему было ясно, что священник не заметил нападения на церковь в своем лице. Уф!
Паул ушел. Герберт, как мог быстро, собрал свои вещи. Пеленки он бережно сунул за пазуху, не так уж их много. Под камзолом и вовсе не будет заметно. Он еще раз обвел взглядом лошадей. Присмотрел тех, которых хотел свести ночью с конюшни. Вон и седла довольно удобные для них нашлись. То, у которого обе луки повыше, он возьмет для Люции. Девушке удобно будет ехать, опершись спиной. Как бы только выкрасть младенца? Пожалуй, стоит с вечера остаться в замке, подождать, пока все двери запрут.
Ну а дальше? Дальше он постучится в комнаты барона, солжет
