Проклятая попаданка серебряной совы - Нана Кас
— Хорошо, — соглашается он с непоколебимым тоном, словно приняв какое-то судьбоносное решение. — Но только после обеда. Пойдём.
Он разворачивается и предлагает мне локоть. Я хватаюсь за него с бешено колотящимся сердцем, в котором смешались триумф и ужас.
Первый шаг сделан. Мой противник, сам того не ведая, только что согласился стать моим гидом по тёмному лабиринту, в сердце древних фолиантов и тикающих механизмов.
Глава 14
Обед проходит в малой столовой с тёмными дубовыми панелями, где нас всего двое. Длинный стол, способный вместить два десятка гостей, кажется особенно пустынным. Мы сидим рядом у его торца, разделённые лишь узким пространством и гробовой тишиной, которое нарушает лишь звон серебра о фарфор.
Я заставляю себя есть, хотя каждый кусок встаёт комом в горле. Но нужно демонстрировать силу, возвращение к нормальной жизни. Моя новая стратегия требует действий, а не пассивного ожидания в комнате.
Киллиан расправляется с обедом, изящно обхватив нож и вилку, точными движениями нарезая копчёное мясо. Кажется погружённым в свои мысли, но я чувствую на себе его взгляд каждый раз, когда отвожу глаза.
— Спасибо, что согласились присоединиться ко мне, — нарушаю тишину. Мой голос звучит чуть громче, чем я планировала. — В одиночестве… мысли становятся слишком громкими.
Он медленно поднимает на меня взгляд. Его тёмные глаза нечитаемы.
— Тебе не следует оставаться одной после всего, что произошло. И давай опустим официальный тон. Наедине можно не церемониться.
В его словах нет заботы, скорее констатация факта. Как если бы он говорил о погоде.
— Я не против. Марфа сказала, мы женаты уже полгода, — осторожно продолжаю я, откладывая вилку. — Это правда? Мне… ничего не помнится. Ни свадьбы, ни того, как мы познакомились.
Киллиан отпивает глоток вина, отставляя бокал точным движением.
— Да. — Он делает паузу, взгляд скользит по моему лицу, будто ищет зацепку. — Мы познакомились год назад на балу у графини Марии Егорцевой. Тебя представляли ко двору.
— И… как это произошло? — делаю наивное, заинтересованное лицо, играя роль жертвы амнезии, жаждущей восстановить свою память.
— Ты танцевала. Как раз с Виктором. — Его губы на мгновение искривляются в подобии улыбки. — Он тогда настаивал, что мы обязаны быть представлены друг другу. Утверждал, что у нас много общего.
Виктор. Так значит, он действительно был тем, кто нас свёл. Это добавляет новый, тревожный оттенок в его поведение в саду.
— А моя семья? — спрашиваю я, стараясь, чтобы голос звучал естественно. — Где они? Я была долго без сознания, но никто так и не навестил меня.
В воздухе повисает напряжённое молчание. Он откашливается и отодвигает тарелку. Вопрос застал его врасплох.
— Твои родители… проживают в своём имении, — отвечает он уклончиво, а взгляд становится осторожным. — После твоего… недомогания я не счёл нужным сообщать им о твоём здоровье, чтобы уберечь их от лишних волнений. Переписка может подождать, пока ты не окрепнешь.
Он лгал. Я чувствую это каждой клеткой чужого тела. В его голосе звучит стальная нота, предупреждающая, что тема закрыта. Почему? Что скрывала моя, вернее, семья Алисии? Именно мои предки прибрали к рукам состояние Крыловых после смерти их единственной дочери и исчезновения Киллиана как единственного наследника. Неужто Алисия не ладит с родителями? Прабабка ничего не рассказывала о её юности, только о последнем годе жизни, как о вспышке чумы в истории.
— Я понимаю, — опустила я взгляд, давая понять, что отступаю. — Просто… странно. Не помнить ничего о тех, кто должен быть близок.
— Всё вернётся, — заявляет он, но я не слышу уверенности в его голосе. Скорее, это отрепетированная фраза, которую он повторяет сам себе. — Нужно лишь время.
Мы заканчиваем трапезу в тягостном молчании. А когда встаём из-за стола, он не предлагает руку, жестом указывая в сторону выхода из столовой, и пропускает меня вперёд.
— Продолжим в моём кабинете, здесь довольно прохладно.
Его логово не отличается от того, каким я его и представляла. Массивный дубовый стол, утопающий под грудами бумаг, свитков и странных чертежей. Стеллажи до потолка забиты книгами в потёртых переплётах, их корешки образуют причудливую мозаику из золочёных букв и потемневшей кожи. Солнечные лучи, пробивающиеся сквозь высокие окна, пылят золотом в неподвижном воздухе.
Он направляется к камину, и я следую за ним, как хвостик. Киллиан устраивается в глубоком кресле, откинувшись на спинку с нарочитой небрежностью и положив одну руку на подлокотник, но в идеальной неподвижности чувствуется готовность к отпору, защите своих границ. Я сажусь напротив более скромно, потому что расслабиться в его присутствии у меня просто не получается.
— Расскажи мне о… нас, — прошу я, сжимая пальцами подлокотники кресла. — Какими мы были? До… всего этого.
Он тяжело вздыхает, глядя на пламя в камине.
— Ты была… яркой. Любила общество, балы, наряды. А этот дом казался тебе скучным, — он говорит медленно, подбирая слова, будто разминируя поле. — У нас были разные интересы.
— Мы ссорились? — напрямую спросила я. Его взгляд метнулся ко мне, затем снова ушёл в сторону.
— У всех супругов бывают размолвки. Ничего из ряда вон выходящего.
Он выстраивает стену, за которой скрывается правда об отчаявшейся женщине из дневника. Не хочет впускать меня в их подлинные отношения, в тот ад одиночества и страха, что она испытывала.
Мой следующий вопрос застревает в горле, когда дверь в кабинет с грохотом распахивается.
— Воу, мне сказали, вы ещё обедаете. — Виктор озаряется авантюрной улыбкой. — Я помешал душевной беседе? — Он стремительно пересекает комнату.
Киллиан не выглядел удивлённым, скорее раздражённым.
— Виктор, научись уже стучаться.
— Пустяки! С семьёй церемонии излишни, — отмахивается он, опускаясь на подлокотник моего кресла так близко, что я чувствую исходящее от него тепло и запах дорогого табака. — Ну что, наша птичка вспорхнула? Вспомнила, как мы с тобой развлекались на приёмах, пока этот угрюмый тип обтирал стены?
— Память возвращается обрывками, — уклончиво отвечаю я, отодвигаясь вглубь кресла.
— Жаль. Мы весело проводили время, — подмигивает мне, а затем обращается к Киллиану. — Кстати о времени. Завтра бал у Голицыных. Старый князь будет ждать.
— Да, — коротко кивает Киллиан. — Покажем себя ненадолго, проявить
