Проклятая попаданка серебряной совы - Нана Кас
Позже, когда Марфа помогает мне одеться, я всё так же твёрдо настаивала на платье с минимальным корсетом, отстояв право дышать, в комнату постучалась та самая Катя. Юная, румяная, с любопытными глазами, в которых нет и тени того мрака, витающего в каждом углу особняка. Она принесла стопку свежевыглаженных полотенец.
— Доброго здоровья, госпожа! Слава Богу, вы поправляетесь! — щебечет она, ловко и грациозно раскладывая бельё. — А то мы все так перепугались! Хозяин наш извёлся весь, и с тех пор сам на себя не похож.
— Да, я слышала, он был очень встревожен, — небрежно вступила я в беседу, ловя её взгляд в зеркале и приглашая к откровенности.
— Ещё бы! — Девушка аж всплеснула руками, забыв о полотенцах. — Я в тот день убирала в коридоре и вижу, хозяин вас на руках несёт, сам белый как полотно. А в глазах… — она понизила голос, — страх настоящий! Я ж окаменела на месте. Он меня даже не заметил, пронёс мимо, как ураган, прямо в библиотеку. Никогда таким его не видела, честное слово! Обычно он же какой? Холодный, спокойный, как мраморная статуя. А тут… живой человек.
Испугался, что я помру, как его бывшая жена?
Или его сковал страх перед тем существом, что обратилось против того, кого он пытался спасти?
— Наверное, он очень меня… любит, — произношу я с лёгкой, наигранной грустью, опустив взгляд и позволяя голосу дрогнуть на последнем слове. Этот крючок, заброшенный в воду, покажет мне, какая рыба клюнет.
Оживлённое личико Кати на мгновение смущается, взгляд бегает по сторонам, ища спасения.
— Ну… Хозяин человек сдержанный… Тяжёлый на ласку… — запинается она, чувствуя ловушку. — Но, конечно, конечно! — спешит добавить, словно пытаясь заткнуть прорвавшуюся плотину. — Вы ведь его супруга. Он о вашем благополучии печётся.
В её голосе, особенно на последних словах, прозвучала фальшивая нота слащавой уверенности. Она что-то знает или слышала пересуды среди прислуги. Но болтать об этом с «госпожой», да ещё и в таком состоянии, видимо, верх безрассудства.
— Спасибо, Катерина, — я улыбаюсь ей, стараясь выглядеть искренне благодарной. — Твои слова меня утешают.
Девушка, явно польщённая тем, что смогла «утешить» госпожу, и облегчённая безопасным поворотом разговора, расплывается в сияющей улыбке и, сделав реверанс, выпархивает из комнаты.
Я остаюсь наедине с Марфой, заканчивающей мою причёску, и своим отражением. И смотрюсь в зеркало уже по-другому. В огромных зелёных глазах незнакомки нет и следа прежнего страха, теперь в них горит ровный аналитический огонь.
Истина, наконец, проступает сквозь пелену тумана. Сущность, что дышала в углу библиотеки, та ледяная пустота с глазами-безднами, вот подлинный враг. Проклятие, рождённое артефактом, что пожирает особняк изнутри.
Киллиан… Его отчаяние всего лишь искра. Он точно не злодей, а жертва, попавшая в капкан собственной тоски. Но бессилен ли он? А Марта? В её взгляде знание, выстраданное поколениями. Она верит в неотвратимость судьбы, и это сделало её и пророком, и узником.
И точно, они же с Киллианом давно советуются друг с другом. Весь вопрос в том, на каком этапе их диалог. Что их остановило? Страх? Или фатальная покорность Марты судьбе?
Хранитель Времени. Этот механизм должен быть уничтожен. Разрушен до основания. Или… о, это «или» гораздо страшнее… понять его. И подчинить, чтобы заточить в его латунь того, кто разгуливает на свободе.
Глава 13
После завтрака, который на этот раз я проглотила с животным аппетитом, — страх, оказывается, сжигает калории не хуже интенсивной тренировки, — мне пришла в голову подходящая идея.
— Марфа, — начала я, отодвигая тарелку. — Мне необходим свежий воздух. Не проводишь меня в сад? И… Пришли ко мне Катю. Девушка весёлая, её болтовня разгонит мои мрачные мысли.
Марфа с радостью соглашается, видимо, решив, что её госпожа, наконец, возвращается к своему обычному, пусть и легкомысленному, состоянию. Именно эта маска идеально скроет мои стратегические манёвры.
Катя появляется спустя несколько минут, сияя от сознания собственной важности. Мы вышли через стеклянную террасу. Горничные предварительно укутали меня в тёплое пальто и накинули на плечи бархатную пелерину на меховой подкладке. Утренний воздух в саду чистый, пахнет влажной землёй, опавшей листвой и дымком из дальних труб. Шагаю неспешно, слегка опираясь на руку горничной, изображая остатки слабости.
Никогда не думала, что так хорошо умею притворяться. Не зря я ходила в школьный театральный кружок.
— Ой, госпожа, как же замечательно, что вам легчает! — тараторит Катя. — В доме без вас совсем тихо. Хозяин в библиотеке пропадает, всех сторонится, как и знать его не жалует, в гости не захаживают… Скукота смертная!
— Да, должно быть, тебе несладко приходится, — вставила я с наигранным сочувствием. — Особенно когда хозяин в дурном настроении.
— А он у нас всегда в одном настроении, — фыркнула девушка. — Расшевелить его может разве что какое-нибудь научное открытие. И разговаривает он только с миссис Эпсворд да с Филиппом. А так… будто и не здесь вовсе, а где-то далеко.
— А Филипп… не могу припомнить… Филипп давно у нас служит? — спрашиваю я, притворно морща лоб.
— Не волнуйтесь, госпожа, мы восстановим вашу память по крупицам, — уверяет Катя. — Филипп служил ещё до рождения господина Киллиана, и для него он как отец родной, после того как старый граф… — Она вдруг запнулась, видимо, поняла, что зашла слишком далеко.
— После того как старый граф что?
— Ну… умер, — скомкивает она конец фразы, глядя в сторону. — Говорят, была история… тёмная, но мне неведома. Филипп тогда спас молодого графа, от греха подальше увезя его из имения, пока всё не утихло.
Ещё один пазл. Смерть отца Киллиана покрыта мраком. И Филипп не просто старый слуга, а почти член семьи. Подобраться к нему, чтобы выведать информацию, будет сложнее всего.
Неспешная прогулка привела нас к выключенному на зиму фонтану. Напротив него на деревянной скамейке, плотно укутавшись, сидит Марта и что-то вяжет. Её узловатые пальцы движутся с гипнотической скоростью. Она не выглядит удивлённой, увидев нас, будто знала, что мы здесь окажемся с точностью до минуты.
— Доброе утро, сударыня. Прогуливаетесь? — её скрипучий голос звучит сипло. — Дело хорошее. Воздух проясняет мысли. Или,
