Виктория Уолтерс - Вторая любовь всей моей жизни

Я уставилась на него, не веря своим ушам.

– Ты показывал кому-то мои работы, даже не спросив меня?

Казалось, его удивил мой тон.

– Я думал, тебя это обрадует. Они действительно пришлись ей по душе. Я сказал ей, что сейчас ты не пишешь картины, и она…

Я почувствовала, как внутри закипает гнев.

– Зачем ты это делаешь? Зачем все время подталкиваешь меня?

– Потому что ты должна писать! – он повысил голос. – Она сказала, тебе нужно прислушиваться к своим чувствам и…

– Да что ты знаешь о моих чувствах! – выпалила я в отчаянии. – Боже, да мы только познакомились!

Я вскочила на ноги, будучи не в силах оставаться на месте. Роберт сделал то же самое и теперь смотрел мне в глаза.

– Я всего лишь хотел помочь.

– Не нужна мне твоя помощь.

Он схватил меня за руку, видя, что я собираюсь уйти.

– Хэзер сказала, что с удовольствием посмотрит на другие твои работы. Это может быть отличный шанс. Как же твое будущее? Нужно думать о нем, Роуз.

Я вырвала руку из его ладони.

– Прямо как ты о своем, да?

Я резко дернулась назад, прежде чем отойти. Убегать с пляжа оказалось непросто: ноги проваливались в песок, я чувствовала, как жар обжигает пятки, пока я изо всех сил старалась как можно скорее оказаться подальше от него.

Достигнув конца пляжа, я оглянулась и смогла лишь едва различить Роберта на том же месте, где я его оставила. Я не понимала, почему он так настойчив в том, чтобы я вернулась к живописи. Я не его подопечная, пусть занимается своей жизнью. Очевидно же, что он не горит желанием работать на отца, не хочет принимать дела компании, попросту уходит от этих вопросов. Так с какой стати мне следовать его советам?

– А вот и Роуз! – Я подавила глубокий вздох, завидев миссис Моррис, выбегающую из своего кафе в сопровождении Аманды. – Есть минутка – взглянуть кое на что?

Аманда протянула мне альбом, который сжимала в руках, и робко улыбнулась, закусив губу. Мне показалось знакомым волнение, которое читалось в ее взгляде, – когда надеешься, что кто-то оценит проделанную тобой работу, а вместе с тем сомневаешься в своих способностях. Творческим людям присуща борьба с верой в свои силы. Когда-то я чувствовала то же самое в отношении своих работ. Я смягчилась, не желая вымещать на девочке свой гнев. Сделав вдох, чтобы успокоиться, я взглянула на рисунок. Было приятно видеть, что он соответствовал всем требованиям преподавателя.

– Отличный рисунок, Аманда. Если не получишь за него высший балл, твои преподаватели ничего не смыслят в искусстве.

– Ого, спасибо! И спасибо за вашу помощь, – она порывисто обняла меня.

– Да не за что, – я обняла ее в ответ, а потом снова бросила взгляд на рисунок и почувствовала знакомый болезненный укол. Я так любила это ощущение после создания чего-то совершенного, чем можно гордиться, это чувство удовлетворения и какой-то полноты. Теперь мне так не хватало этого чувства. Больше, чем я могла себе представить.

Я оставила их, склонившихся над рисунком, таких счастливых, и сама ощутила радость от того, что смогла помочь.

Почему гораздо легче помочь кому-то, чем себе самому?

Я медленно шла домой и задавалась вопросом: а не то же ли самое делает Роберт? Пытается помочь мне, потому что себе помочь не может? Может, помогая мне, он откладывает решение собственных проблем?

Я резко остановилась на верхней точке дороги, заметив Роберта, направляющегося к моему дому. Почувствовав мой взгляд, он обернулся, поэтому я перешла на другую сторону, остановившись в нескольких шагах от него.

– Я не хотел тебя расстраивать, – тихо произнес он. – Честно, я старался помочь. Я думаю, что ты действительно талантлива, и мне бы хотелось, чтобы о твоих работах узнали люди. Я понимаю, нужно было сначала спросить тебя. Иногда я так чем-то увлечен, что становлюсь невнимательным. Почти как в книжном магазине, где я натыкаюсь на все подряд, не глядя под ноги, – он робко улыбнулся.

Было невозможно не смягчиться от этой улыбки.

– Послушай, я понимаю, что ты хочешь помочь, у меня нет сомнений в твоих намерениях, просто сейчас это для меня сложно. Во мне происходит настоящая борьба.

– Я вижу. И мне очень жаль. Просто я подумал, тебя может подстегнуть то, что ей в самом деле понравились твои работы. Она считает, у тебя большой потенциал.

По правде, мне это польстило. Я не поддерживала контакт ни с кем из сферы искусства с тех пор, как окончила колледж. Да я никогда и не стремилась к этому, думала, что недостаточно хороша.

– Никогда раньше не была в этой галерее.

– Это чудесное местечко, у хозяйки глаз наметан. Я… – Он снова занервничал. – Я оставил ей твой номер.

– Ты просто нечто, Роберт, – изрекла я, направляясь к себе. – Мне нужно выпить.

Он шел за мной до дома и замешкался в дверях, осматриваясь, пока я искала что-то к чаю, но потом, передумав, достала из холодильника бутылку вина.

Он наблюдал, как я делаю глоток, а затем шагнул внутрь.

– Я представлял себе, как выглядит это место… в этом действительно вся ты.

Я облокотилась на кухонный стол и прикрыла глаза.

– Что, если я не смогу больше писать? – прошептала я.

– Ты сможешь все, что угодно, – так же тихо ответил Роберт. Он был ближе, чем мне казалось.

Я резко открыла глаза – вот он, его лицо всего в нескольких сантиметрах от моего, его глаза утопали в моих, на лице играла слабая улыбка. Я с трудом сглотнула, а он придвинулся еще ближе.

– Я… – начала было я, не имея ни малейшего представления, что собираюсь сказать. Сознание вдруг затуманилось, как будто все окутала дымка. Я попыталась отодвинуться, но уперлась спиной в стол и застыла, неуверенная, хочу ли отдаляться. Он коснулся моей щеки ладонью; под его пальцами ее словно обдало жаром. Сердце ускоренно забилось. Я застыла в нерешительности. Хочу ли я, чтобы это прекратилось?

У меня не было времени подумать над ответом: он придвинулся еще ближе и, не отрывая от меня взгляд, слегка коснулся губами моих губ. Я смущенно выдохнула, а он, зарывшись пальцами мне в волосы, привлек меня к себе в долгом поцелуе. Моим губам недоставало этих ощущений. Они жадно отвечали на его прикосновения, впиваясь в его губы, но как же это было не похоже на то, к чему я привыкла! Поцелуй Роберта был нежен, но полон страсти, и кожей я чувствовала его щетину. У Лукаса ее никогда не было.

Не успела я собраться с мыслями, как Роберт отстранился, стараясь поймать мой взгляд. Я не знала, что он в нем увидел. Не понимала, что чувствовала тогда. Я коснулась пальцами губ, все еще пылающих от его поцелуя. Ощутив внезапную слабость, я ухватилась за край стола. Только что я кого-то поцеловала. Кого-то, не Лукаса.

– Прости меня, Роуз. Не стоило… – произнес Роберт, делая шаг назад, как будто он обжегся об меня.

Жалел ли он об этом поцелуе? А мне бы хотелось, чтобы жалел? У меня из горла вырвался сдавленный всхлип.

– Тебе лучше уйти, – попросила я, изо всех сил стараясь скрыть сомнения.

Он поспешно вышел, закрыв за собой дверь и оставив меня в одиночестве.

Едва держась на ногах, я опустилась на стул у обеденного стола. Меня мучили сомнения. Я не могла понять влечения, которое испытывала к Роберту. Казалось бы, он чувствовал то же самое, но каким же виноватым он выглядел, поцеловав меня. Это из-за Лукаса? Он считает, что для этого слишком рано? Хуже всего то, что мне было хорошо. Мне так не хватало поцелуев. А целоваться с Робертом было приятно.

Нужно было дать волю своим противоречивым чувствам: они словно давили изнутри, и под их тяжестью сердце начало сжиматься, отчего было трудно дышать.

Я поднялась наверх в мастерскую за альбомом для рисования, затем села на кровати в спальне, скрестив ноги и положив перед собой альбом. Я взяла в руку карандаш и почувствовала легкую дрожь, охватившую ее, стоило лишь пальцам сомкнуться. В груди ощутимо заныло. Я провела карандашом по бумаге, начиная штриховку. Приходилось прикладывать усилия, чтобы сосредоточиться: мой взгляд то и дело затуманивался слезами. Я яростно надавливала на бумагу, проводя и растирая темные линии. Вскоре возникли очертания глаз. Все мое замешательство передалось бумаге – она почти рвалась под моими пальцами.

Я шумно выдохнула и в изнеможении отбросила карандаш. С листа на меня глядели почти полностью прорисованные глаза.

Глаза Роберта.

Что же он со мной делает?

И все же я не могла отрицать, насколько приятно что-то нарисовать. На ум пришли слова хозяйки галереи, которые мне передал Роберт, о том, что мне следует прислушиваться к своим чувствам. Разумеется, он рассказал ей о том, что я потеряла Лукаса. Но как я могла передать все свои чувства на бумаге? Это казалось невозможным, хотя даже рисование глаз Роберта придало мне сил. Он сам придал мне сил. Он говорил, что я должна преодолеть страх и вернуться к живописи, и в глубине души я понимала, что он прав. Мне хотелось этого. На самом деле хотелось.