Чак Хоган - Штамм Закат

Голова Твари мотнулась назад. Анхель и сам поразился, что ему удалось нанести столь успешный удар. Владыка уста­вился на мстителя в серебряной маске. Тварь пришла в ярость — об этом можно было судить по тому, с какой ско­ростью стали перемещаться ее кровяные черви: плоть Вла­дыки словно бы взбурлила.

От возбуждения Анхель даже улыбнулся под своей ма­ской.

— Ты хотел бы, чтобы я открылся тебе, верно? — сказал он. — Но нет, моя тайна умрет вместе со мной. Мое лицо на­всегда останется спрятанным.

Эти слова были коронной фразой, которая звучала в каж­дом фильме Серебряного Ангела и которую продублирова­ли на многих языках по всему миру. Рестлер десятилетиями ждал, когда же ему удастся произнести эту фразу в реальной жизни. Однако Владыка счел, что с забавой покончено.

Тварь наотмашь, в полную силу хлестнула по голове Ан­хеля тыльной стороной огромной ладони. Нижняя челюсть и левая скула рестлера словно бы взорвались под маской. Взорвались и исчезли. Так же как левый глаз.

Но Анхель не сдался. С невероятным усилием он устоял г>------л гппппгялпгь. колено болело просто блядски, он захлебывался собственной кровью... а мысли вдруг понесли его в далекое прошлое, в то время, когда он был молод, и в то место, где он был счастлив.

У него шла кругом голова, ему было жарко, он ощущал необыкновенный прилив сил, и тут он вспомнил, что на­ходится на съемочной площадке. Ну конечно! Ведь он сни­мался в фильме. И чудовище перед ним — не более чем какой-нибудь хитрый спецэффект, всего-навсего загрими­рованный и соответствующе одетый статист из массовки. Но почему же так больно? И почему так странно пахнет его знаменитая маска? Вроде как немытыми волосами и потом. Пахнет как старая вещь, которую навсегда предали забве­нию в кладовке. Пахнет им самим.

Большой пузырь крови, журча, подкатил к горлу Анхеля и лопнул там с громким хлюпаньем. Челюсть и левая скула превратились в кашу. Единственное, что еще хоть как-то скрепляло лицо старого рестлера, была его вонючая ма­ска.

Анхель крякнул и бросился на врага. Владыка выпустил трость, чтобы покрепче ухватить обеими руками неугомон­ного верзилу, и в мгновение ока разорвал его на клочки.

Сетракян еле удержался, чтобы не завопить во весь го­лос. Он спешил засовать под язык как можно больше табле­ток и остановился вовремя — как раз в ту секунду, когда Вла­дыка снова обратил на него внимание.

Тварь вцепилась в плечо Сетракяна и оторвала хрупкого старика от пола. Теперь Сетракян болтался в воздухе перед Владыкой, удерживаемый окровавленными руками вампи­ра. Владыка притянул его ближе, и Сетракян без страха воз­зрился на ужасное лицо Твари — лицо кровопийцы, в кото­ром кишело древнее зло.

Полагаю, профессор, в каком-то смысле ты всегда хотел этого. Я думаю, тебе всю жизнь было крайне любопытно узнать, что же там такое, по ту сторону жизни.

Сетракян не мог отвечать — под его языком растворялись таблетки. Но ему и не нужно было отвечать вслух. «Мой меч поет серебром», — подумал он.

У профессора кружилась голова. Лекарство начинало действовать, на мысли опускался туман — спасительный за­слон, не позволяющий Владыке постичь истинные намере­ния Сетракяна. Мы многое узнали из книги. Мы поняли, что Чернобыль был ложным объектом... Лицо Владыки было прямо перед Сетракяном. Как же Авраам хотел прочитать на нем страх! Твое имя... Я знаю твое истинное имя. Хочешь услышать его... Озриэль?

В ту же секунду рот Владыки распахнулся, и оттуда с яростной силой вылетело жало. Оно с треском пробило шею Сетракяна, разорвало голосовые связки и вонзилось в сонную артерию. Сетракян лишился голоса, однако не по­чувствовал жгучей боли, только все его тело охватила тупая мука иссушения. Старик понял, что его выпивают до дна. Что его системе кровообращения пришел конец, а вместе с ней и всем органам, которые она обслуживала. И что сей­час последует шок.

Глаза Владыки были невозможно красного цвета, они так и сверлили лицо жертвы, пока Тварь с колоссальным на­слаждением пила ее кровь. Сетракян выдержал взгляд вам­пира — не из чувства противоречия, он просто смотрел в глаза Владыки и ждал каких-нибудь признаков немочи. Старик ощущал вибрации кровяных червей, которые, из­виваясь, носились по всему его телу, с жадностью исследуя свое новое обиталище и вторгаясь в самые сокровенные тайники его естества.

Внезапно Владыка затрясся, словно от удушья. Его голова резко откинулась назад, мигательные перепонки затрепета­ли. Тем не менее жало плотно сидело в артерии, и Тварь упор­но продолжала пить, словно желая высосать всю кровь до последней капли. Наконец Владыка отъединился от Сетракя­на, вобрав в себя трепещущее красное жало. Весь процесс занял не более тридцати секунд. Владыка вгляделся в Сетра­кяна и увидел, что тот смотрит на него с пристальным инте­ресом. Пошатнувшись, вампир сделал шаг назад. Его лицо исказилось, кровяные черви замедлили свой бег, толстое гор­ло заходило ходуном, словно Владыка чем-то подавился.

Тварь швырнула Сетракяна на пол и, качаясь, побрела прочь. Кровь старика оказалась неудобоваримым обедом. В нутре Владыки разгоралось жжение.

Сетракян лежал на полу Главного щита. Перед его глаза­ми гтпям тл^гтяя пелена. Пооколотая шея кровоточила. Он наконец расслабил язык, почувствовав, что последние та­блетки, лежавшие в ямке его челюсти, растворились без остатка. Старик успел рассосать большие дозы сосудорас­ширяющего нитроглицерина и позаимствованного у Фета крысиного яда — кумадина, разжижающего кровь. Все это Владыка и получил вместе со своим кровавым обедом.

Фет был прав: у тварей отсутствовал биологический ме­ханизм рвоты. Если они поглощали какое-либо вещество, то изрыгнуть его обратно уже не могли.

Нутряное пламя все сильнее жгло Владыку. Он снова со­рвался с места и размытой черной кляксой вылетел из зала во внешние помещения, где истошно надрывались сирены.

Пока станция проходила половину очередного витка во­круг Земли — она была над темной стороной планеты, — Кос­мический центр имени Джонсона замолчал. Талия потеряла Хьюстон.

Вскоре после этого она почувствовала несколько сильных толчков. Это были столкновения с космическим мусором — по станции щелкали обломки, витающие в пространстве. Ничего особо необычного — разве что частота соударений.

Еще толчки. Слишком много. И слишком кучно.

Талия замерла, насколько вообще можно было замереть, плавая в невесомости. Она попробовала успокоиться, при­вести мысли в порядок. Нет, что-то явно было не в порядке.

Талия подплыла к иллюминатору и уставилась на Землю. На ночной стороне планеты были отчетливо видны две очень яркие, словно бы даже раскаленные точки. Одна была прямо на горизонте, на границе света и тьмы. Вторая — бли­же к восточному краю.

Талия никогда не видела ничего подобного. Ни на трени­ровках, ни в руководствах, которые она читала во множе­стве, — ничто не подготовило ее к этому зрелищу. Интенсив­ность света... Явно очень большое выделение тепла... На земной полусфере яркие точки казались не более чем була­вочными уколами, и тем не менее опыт Талии подсказывал ей, что это взрывы колоссальной мощности.

Станция качнулась от еще одного сильного удара. То были не привычные градинки мелкого космического мусо­pa. Вспыхнул индикатор аварийной ситуации, около люка замигали желтые световые сигналы. Что-то изрешетило па­нели солнечных батарей. Словно бы по станции открыли огонь. Надо немедленно облачаться в скафандр и...

БАМММ! Сильнейший удар по корпусу модуля. Талия подплыла к компьютеру и сразу увидела предупреждение об утечке кислорода. Очень быстрой утечке. Баки тоже были изрешечены. Зовя своих товарищей по станции, Талия ри­нулась к шлюзу.

От нового удара корпус модуля содрогнулся еще сильнее. Талия старалась залезть в скафандр с максимальной скоро­стью, однако целостность станции уже была нарушена — давление стремительно падало. Непослушными пальцами Талия пыталась закрепить шлем, спеша опередить смерто­носный вакуум. Последние силы ушли на то, чтобы открыть кислородный клапан.

Теряя сознание, Талия проваливалась в темноту. Послед­ние ее мысли перед отключкой были вовсе не о муже, а о собаке. В мертвенной тишине космоса Талия каким-то об­разом услышала ее лай.

Вскоре Международная космическая станция и сама ста­ла частью космического мусора, несущегося в пространстве. Медленно сходя с орбиты, она начала неуклонно прибли­жаться к Земле.

Сетракян лежал на полу Главного щита атомной станции «Рожковая долина». Вокруг него все сотрясалось от грохо­та. У старика жутко кружилась голова. Сетракян знал, что он обращается. Он чувствовал это. Стеснение в горле было только началом. Его грудная клетка превратилась в кипучий муравейник. Кровяные черви, освоившись в организме, вы­пустили на волю свое сдержимое: вирус начал быстро раз­множаться внутри Сетракяна, подавляя работу клеток и пы­таясь изменить его. Пытаясь переделать человека под себя.