Трупорот и прочие автобиографии - Джон Лэнган
Наверное, можно было сделать вампиром саму башню, но мне она представилась местом, где обитает кровопийца. Стало быть, внутри башня должна оказаться гораздо больше, чем снаружи (эдакая демоническая Тардис). Подобные пространства встречались и в других моих работах, например в «Доме окон» и «Матери камня». Не знаю, чем мне так нравится этот прием. (В данном случае можно разглядеть намек на то, что изначальное стихотворение Роберта Браунинга включает в себя множество разных интерпретаций.)
Очень быстро я установил связь между вампиром (узником), обитающим в башне, и жуткими Стражами из «Рыбака» (который только что отправился в печать). Эти персонажи патрулировали черный город на берегу черного океана, старательно храня его магические артефакты. Трудно сказать, осознавал ли я их вампирскую суть во время работы над романом, но когда я приступил к рассказу, все встало на свои места. Оттого мой кровососущий узник получился еще более интересным. Иногда мне кажется, что историю можно было бы показать иначе – глазами отца; описать, как Тони входит в башню и оказывается заперт в ней вместе с чудовищем. (Возможно, все еще впереди. Но не сейчас. Как-нибудь потом.)
Мой рассказ в большей степени сосредоточен на фигуре Августа, у которого много общего с моим старшим сыном Ником. Он тоже, бросив колледж, пошел работать в полицию и частенько рассказывал байки о своей службе: чаще всего смешные, но порой пугающие. Я скептически отношусь к американской полиции и все же отчего-то считаю, что Ник будет хорошим копом. Отношения у нас всегда были непростыми, особенно когда сын подрос; и лабиринт внутри башни можно трактовать как наши попытки найти общий язык. Однако именно с Ником я отважился бы плечом к плечу выйти против вампира.
Написав свой ответ Браунингу, я решил, что закрыл эту тему окончательно. А потом, просматривая другие рассказы из сборника – тот же «Якорь», – понял, что в нем тоже звучат мотивы из поэмы. Видимо, я не готов расстаться с башней – или она со мной.
«Трупорот». Название рассказа появилось стараниями моего дантиста. У меня сгнили корни в двух соседних зубах, отчего их пришлось удалить. Вместо них предложили поставить имплантаты, а перед этим предстояло нарастить челюсть. Врач вскрыл десну, поместил туда кусочек кости от покойника и зашил. Она должна была прирасти к челюсти, чтобы имплантаты держались крепче. Вскоре после этого я отправился на встречу в книжном магазине, где в отделе редких книг разговорился с писателем Крисом Дикманом. Я упомянул о перенесенной процедуре и пошутил: «Называйте меня трупоротом». Не успели эти слова слететь с моих губ, как мы с Крисом вытаращили глаза и переглянулись, осознав, что вслух прозвучала идея для прекрасной книги.
О чем будет рассказ, вскоре выяснилось само собой, когда мне поступило предложение поучаствовать в антологии Эллен Датлоу. Я понял, что Трупорот – это мифический персонаж, герой с темных задворок истории. По мере развития сюжета он оброс шотландским фольклором. Кстати, забавный момент: на тот момент, когда я пообещал Эллен написать рассказ к переизданию ее антологии, я уже прослыл автором, который умеет придумывать всяких чудовищ. На самом деле вымышленные монстры стали появляться лишь во втором моем сборнике – «Бескрайнее плотоядное небо и другие жуткие географические места». Но мне захотелось придумать для Эллен особую тварь.
История, которую я написал, получилась очень личной. В своих текстах я и прежде вспоминал о смерти отца; это событие остается переломным в моей жизни. Испытанные мной чувства – скорбь и тоска из-за наших непростых отношений – стали лейтмотивом для всего творчества, проявляясь иногда косвенно, а иногда открыто. Но еще никогда я столь подробно не анализировал, что происходило перед его смертью и после нее, включая нашу с матерью и сестрой поездку в Шотландию. Многие детали этой истории: странные рисунки, которые отец показывал мне после операции, дядюшка, катавший нас с сестрой по городу, мой сон про белый фургон – взяты из реальной жизни (хотя байку про Мерлина и Дамбартонскую скалу дядя не рассказывал). Чудовище, которому я сперва дал имя, а затем вдохнул в него жизнь, появилось в рассказе скорее как дань сверхъестественному контексту, частично опиравшемуся на существующие мифы и легенды, а частично – на мои собственные фантазии (включая аллюзии в сторону Рыбака; очень тонкие, моргни – и не заметишь). Кроме того, в рассказе я подробно отразил то, что, наверное, можно назвать религиозными разногласиями между мной и отцом: его тревоги за меня имели во многом метафизический смысл.
«Трупорот» дал мне возможность написать о некоторых не самых близких, прежде всего о дядюшке Лорри, отцовском шурине. Каждый раз, когда родители возили меня, брата и сестер в Шотландию, мы проводили с Лорри много времени, а заодно с его женой, тетушкой Кэтлин (папиной сестрой) и их детьми и внуками. У меня сохранились очень теплые воспоминания об их доме. Если тайные общества, не дающие чудищам попасть в наш мир, и впрямь существуют, то дядюшке Лорри там самое место.
Обычно, если меня просят назвать свой любимый рассказ, я вспоминаю «Самодельных монстров». Однако перечитывая «Трупорота» перед тем, как составить сборник и написать комментарии, я вдруг осознал, до чего глубоко меня трогают звучащие в нем чувства, как они искренни и чисты. Я до сих пор скучаю по отцу. Хотелось бы верить, что после смерти его душа обрела покой. Не знаю, понравился бы ему мой рассказ или нет, и гадать не возьмусь…
«Якорь». Эта история родилась благодаря нескольким важным событиям. В первую очередь – как следствие разговора с редактором и писателем Джастином Стилом. Мы говорили о творчестве Джеффа Форда (которого оба крепко уважаем), и Джастин в частности упомянул его рассказ «Заклинание мантикоры». Он сказал, что мантикора – очень классное чудовище, но отчего-то про нее пишут редко. Я пообещал Джастину, что обязательно сочиню для него рассказ. О чем он будет, я в тот момент не представлял.
Обещание так и осталось на словах, пока не настала пора для второй важной беседы – с Полом Тремблеем вскоре после того, как Лэрд Баррон переехал на восток и некоторое время прожил в нашем доме вместе с моей семьей. Мы с Полом говорили о том, как мой младший сын Дэвид отреагировал на появление гостя и его собаки Афины (если вкратце: более чем положительно). «Ты обязан написать рассказ с точки зрения ребенка, в чей дом приезжает погостить отцовский друг, – заявил мне Пол. И добавил: –