Трупорот и прочие автобиографии - Джон Лэнган
Именно этот случай вспомнился, когда Эллен Датлоу предложила написать рассказ для сборника с историями про куклы. Потом на память пришли двое знакомых ребят – один жил по соседству, в паре домов от нас, а второй учился со мной в одном классе. Оба, надо сказать, были теми еще хулиганами. Одноклассник и вовсе постоянно говорил мне в лицо гадости, а потом улыбался. Сам не знаю, почему я с ним общался. Вскоре оба переехали: сосед – когда окончил среднюю школу, а мальчик из класса – когда его отца перевели работать в Аризону. Но воспоминания о них остались и всплыли в самый неожиданный момент.
(Мне сейчас пришло в голову, что этот рассказ родился в ответ на просьбу моего старшего сына Ника. Лет двадцать назад, если не больше, он предложил написать рассказ про гигантское чудовище. Прошлой попыткой стал «Эпизод третий: на Великих равнинах, в снегу» из моего предыдущего сборника, однако задумка до конца не удалась. Надо будет попробовать еще.)
«Разинутая пасть Харибды». Не знаю, сколько мне было лет, когда мать впервые рассказала, что у нее случился выкидыш вскоре после рождения моего младшего брата, перед старшей из сестер. (Я, кажется, был еще подростком и не понял, отчего эту информацию утаивали прежде, – наверное, не желали ворошить семейное горе, хотя как по мне, это больше походило на тщательно запрятанный скелет в шкафу.) Впоследствии я частенько размышлял о том, что у меня мог быть еще один брат. Интересно, какой стала бы жизнь, если бы он родился? (Да, именно «брат». Я знал, что это был мальчик, а еще я знал, что его звали бы Эдвард.) Не могу сказать, к каким я пришел выводам, но эта мысль не давала мне покоя.
Когда Лоис Греш пригласила поучаствовать в антологии, посвященной приморскому городу Иннсмут, рожденному фантазией Г. Ф. Лавкрафта, я понял, что именно там мой брат и обретет свое место. Помимо него, в рассказе нашли отражение попытки исследователей творчества Лавкрафта найти источник Иннсмута в реальном мире; та связь, которую Лавкрафт проложил между Иннсмутом и южной частью Тихого океана (которая, в свою очередь, заставила вспомнить про картины Поля Гогена), а также идеи о пространстве и времени, высказанные Майклом Циско в рассказе «Машины из тверди света и тьмы». Поскольку единого мнения о том, где мог бы располагаться Иннсмут, так и не сложилось, это навело на мысль, что город невозможно найти, поскольку его спрятали вне обычного времени и пространства. Я поместил себя и двух моих братьев – реального и несуществующего – в проклятый город в тот самый момент, когда он исчезает из нашего измерения; мы втроем идем взглянуть на картину, которая (как впоследствии выяснится) изображает то самое событие. Хотя у Гогена много недостатков, мне все равно нравится его творчество и захотелось упомянуть художника в своем рассказе.
Придуманное название поначалу мне не нравилось. Я часто использую образ разинутых пастей и прожорливых ртов, поэтому, наверное, тем самым я шел по проторенной дорожке. Однако после выхода сборника (когда я несколько раз успел перечитать «Одиссею») образ водоворота, к которому нельзя подплывать слишком близко, иначе он утянет корабль навстречу гибели, показался мне как никогда уместным. Он создавал эффект случайной обреченности. А еще в этой истории присутствовал ярко выраженный образ спирали (еще он есть в другом рассказе из сборника – в «Якоре»).
В конце концов Эдварда я потерял. Любой иной исход стал бы чересчур сентиментальным. Тем не менее я рад, что (хоть и с некоторой долей условности) получил возможность с ним повидаться.
«Тень и жажда». Впервые я узнал о великой, но очень странной поэме Роберта Браунинга «Роланд до Замка черного дошел» из обсуждений «Стрелка», первой книги Стивена Кинга из цикла «Темная башня». Стихотворение я прочитал задолго до того, как ознакомился с книгой, которая в те дни выходила ограниченным тиражом и была мне не по карману. Прочитав поэму в первый раз (это было в старших классах школы, кажется, перед самым выпуском), я пришел в полное замешательство. Пару лет спустя я спросил у своего приятеля, профессора Боба Во, что он думает про сей шедевр. Тот сказал: «Автор использует чудесные метафоры», что, разумеется, ни капли не помогло разобраться в ее смысле (но его слова крепко запали мне в душу).
Как это часто бывает с текстами, которые я считаю непонятными, стихотворение стало для меня навязчивой идеей. В последующие годы я постоянно перечитывал его, не раз упоминал в лекциях и в научных работах (в частности у меня есть статья на сто шестьдесят страниц о связи поэмы с тремя рассказами Г. Ф. Лавкрафта, которую я никак не доделаю [поскольку не уверен, что такое станут печатать]). Отчасти мой неугасающий интерес к «Роланду» был вызван тем, что Стивен Кинг продолжал выпускать книги про Темную башню. Впрочем, даже если бы он забросил цикл про Роланда Дискейна, я все равно не забыл бы историю Браунинга (и впрямь очень метафоричную) о походе (неудачном?) рыцаря по пустынной земле. Не знаю, когда именно я решил, что должен написать свой собственный ответ на поэму, – видимо, еще в школьные годы. Правда, не думал, что это займет столько времени.
Сперва мне пришлось повзрослеть и, наверное, достичь определенных карьерных высот, как Стивен Кинг со своими романами о «Темной башне». И все же когда я сел за стол, чтобы написать «Тень и жажду», то первым делом увидел «черного замка массив» из кульминации поэмы. Я представил башню у подножия холма возле моего дома и сразу понял, что должен набраться смелости и заглянуть внутрь (как Стивен Кинг в своем цикле; как Лавкрафт в коротком романе «Сомнамбулический поиск неведомого Кадата»). Еще я осознал, что в моей башне обитает вампир. В первую очередь потому, что рассказ предназначался для сборника про кровососов. Меня пригласил к участию Кристофер Голден, поставив одно-единственное условие:
