Трупорот и прочие автобиографии - Джон Лэнган
Катализатором, объединившим мысли в единый сюжет, стало приглашение Майка Дэвиса создать рассказ для его антологии «Осенний Ктулху». Майк искал произведения, передающие настроение этого времени года, и ориентировался он в основном на сдержанную элегантность Чарльза Гранта, мечтательную лиричность Рэя Брэдбери и мощные гиперболы школы Лавкрафта. Разумеется, осень – это время Хэллоуина, и самым логичным вариантом был бы еще один рассказ про День Всех Святых. Я покрутил в голове пару мыслей, но понял, что меня они совершенно не трогают. Гораздо перспективнее выглядела идея со сменяемостью времен года. Повторяемость и цикличность – что-то в этом есть, согласитесь?
Вдобавок свою роль сыграли и другие факторы. Во-первых, я очень люблю великий роман Ричарда Адамса «Шардик» – воистину фантастическую историю, одним из центральных персонажей которой выступает огромный богоподобный медведь. Я обожаю медведей. До сих пор с трепетом вспоминаю, как видел пару бурых хищников неподалеку от своего дома. Они, надо сказать, довольно жуткие. Не могу даже представить, каково это – столкнуться с гризли в диком лесу. Стоит только подумать, как меня трясет от возбуждения и страха. Роман Адамса начинается со сцены, где огромный медведь несется сквозь пылающий лес; и этот образ крепко запал мне в душу.
Еще одна деталь, которая сыграла важную роль в рассказе, – это фраза «стоять и быть честным перед собой», она частенько повторяется в романах Кинга про «Темную башню» или в «Противостоянии». Насколько могу судить, Кинг позаимствовал эту реплику из ранней песни Брюса Спрингстина Jungleland с альбома Born to Run, особенно из последнего куплета, а туда, как мне кажется, она попала из протестантизма и из американских вестернов. В «Противостоянии» героям необходимо выстоять против зла, не побоявшись страшной смерти. В цикле «Темная башня» спутникам Роланда Дискейна предстояло найти в себе храбрость и не отступить перед зловещей угрозой. Я часто использую этот взятый у Стивена Кинга (и возможно, Брюса Спрингстина) образ в своих работах, начиная с раннего рассказа «Эпизод седьмой: Последняя битва со стаей в королевстве пурпурных цветов» и заканчивая «Рыбаком», где он имеет важное значение в нескольких ключевых сценах.
Так и родился замысел рассказа. Но самую значимую роль сыграла моя дружба с Лэрдом. На данный момент он один из моих старейших и вернейших друзей. Я готов считать его братом – тем самым, младшим, который так и не родился. Это показывает, насколько мы близки: и как писатели, и как люди, хоть и выросли в совершенно разных условиях. Когда я приступал к работе над рассказом, еще не получившим названия, то воспринимал Лэрда как путешественника, как человека, проделавшего долгий путь: с Аляски в Вашингтон, из Вашингтона в Нью-Йорк, затем ко мне, а из моего скромного жилища – на запад, в дом его нынешней подруги Джессики. Учитывая, какую роль в нашей дружбе сыграли книги, я намеренно сделал двух центральных персонажей поэтами, при создании альтер эго Лэрда ориентируясь на Чарльза Симика и Джеймса Дикки, а своего – на Браунинга и Джори Грэма. Пока Лэрд гостил в нашем доме, я пошел учиться в школу боевых искусств и впоследствии получил черный пояс. Не раз подумывал о том, чтобы вместе с женой открыть собственную школу; сам так и не решился, но в рассказе свою мечту воплотил. Сын в то время говорил, что намерен стать рыболовным гидом, и я подарил его персонажу эту профессию. Кстати, хоть сюжет во многом отражает мою дружбу с Лэрдом, на самом деле он в большей степени сосредоточен на альтер эго Дэвида. Стыдно признаться, но изначально, во время работы над рассказом, я этого не замечал. Можно разглядеть явную перекличку с «Тенью и жаждой», ведь это еще одна история о взаимоотношениях отца и сына, показанная глазами младшего поколения (как и «Трупорот», пожалуй).
Несколько лет назад во время пресс-конференции, которую я проводил для читателей в Музее искусств и наук имени Лавкрафта в Провиденсе, Шон Патрик Бэгли сказал, что важное место в моих работах занимает понятие цикличного времени. Он спросил, так ли это на самом деле. Я согласился, понимая, что Шон уловил самую суть моих произведений и этой истории в частности.
«Возле дома, следя за воронами». Первую половину рассказа я написал в 2010 году или чуть раньше. До этого момента я старался не писать о подростках, поскольку, на мой взгляд, они и так слишком часто фигурируют в хоррор-литературе (вспомнить того же Брэдбери с его романом «Надвигается беда», «Обитель теней» Страуба, «Оно» Стивена Кинга, «Жизнь мальчишки» Маккаммона, «Гуля» Брайана Кина и так далее). Я не хотел следовать проторенной тропой, но у меня возникло желание написать рассказ про музыку, которая внедряется в сознание слушателя.
Немаловажную роль сыграло мое запоздалое погружение в музыку Velvet Underground. Я был знаком с сольным творчеством Лу Рида, оно всегда мне нравилось (особенно альбом New York), также я слышал несколько песен его бывшей группы (в частности Rock & Roll и Sweet Jane). Затем, по неясным для меня причинам – возможно, из-за того, что услышал в саундтреке к одному документальному фильму [какому именно, уже не скажу] песню Heroin, – я взял в руки сборник лучших хитов Velvet Underground. Моему младшему сыну тогда было четыре. Услышанное буквально перевернуло мое сознание. Альбом открывался песней Waiting for My Man, и с первых же нот, когда раздались отрывистые звуки фортепиано и агрессивный вой солиста, меня зацепило не на шутку. В музыке смешались популярные мелодии и городской андеграунд. Не берусь судить, насколько сильны были мотивы Боба Дилана; скорее, чувствовалось, что «Велветы» и Дилан идут параллельным путем. В музыке «Велветов» ощущалось то, что впоследствии будет делать Спрингстин. Как бы там ни было, мелодичность и хрипловатость что-то тронули у меня в душе, дернули за струны, которые в свое время отзывались на гранж начала девяностых (то есть идейных наследников Velvet Underground). Особенно меня зацепило, что вроде бы незатейливые мотивы дают певцу возможность высказать все, что творится у него в душе: точно так же делали я, и Лэрд Баррон, и Пол Тремблей, и прочие представители нашего литературного поколения. Песни с альбома величайших хитов, который я крутил постоянно, вызывали перед глазами разные картинки, навевали мысли о более яркой и примечательной жизни, нежели та, которая меня окружает.
По непонятным причинам (возможно, из-за встречи выпускников, которую я был вынужден пропустить) я взялся описывать
