Сефира и другие предательства - Джон Лэнган
– Это моя жизнь, – проговорила Герт. – Моя и Веба… то, что произошло… и до сих пор происходит…
– Понимаю тебя, – сказала Виктория. – Прости. Мне жаль, мне очень жаль. И просто не знаю, что еще сказать. Я пыталась – мы все пытались. Но…
– Иногда этого недостаточно, – сказала Герт. – Но почему? Почему они не остались вместе?
– Я же говорила тебе, девочка моя: твои мама и папа любят друг друга. Это… Раньше я думала, что самое страшное на свете – разлюбить кого-то. Однако теперь считаю, что ошибалась. Порой бывает так, что люди расстаются, а любовь их не умирает.
III
Через неделю после обеда с тетей Викторией, задолго до того, как она смирилась со многим (если вообще с чем-то) из того, что они тогда обсуждали – задолго до того, как она поделилась с Даной подробностями об Элси Дюрант, – Герт открывала входную дверь дома ее родителей. День она провела в нескольких милях отсюда в окружении роскоши Горного дома Мохонк [42], на симпозиуме по наследственным правам, который, по-видимому, служил налоговым прикрытием для проведения выходных на озере Мохонк. Герт могла бы остаться в отеле – и продолжить общение с привлекательной молодой студенткой юридического факультета, с которой разделила ужин, а затем обстоятельно побеседовала в баре отеля, – но договорилась остаться у родителей, которых после откровений тети Вики ей не терпелось увидеть во плоти. Эта потребность вкупе с внезапным приступом вины подтолкнули ее к парадному входу отеля, где камердинер распорядился подать ее «приус», не намекнув на поздний час. Из-за пары выпитых мартини реакция ее замедлилась, и Герт вела машину по серпантину горной дороги вниз, чувствуя, как потеют на руле ладони. Если не принимать во внимание назойливости пары фар, преследовавших ее на протяжении нескольких миль – ее тревожила их возможная принадлежность полицейской машине, – поездка к родителям прошла без происшествий.
И вот она закрывает за собой дверь, осторожно, кончиками пальцев, как делала подростком, прокрадываясь домой по истечении комендантского часа. Она почти ожидала увидеть свою мать сидящей на диване в гостиной, поджав под себя ноги, с пультом телевизора в одной руке странствующей по пустошам ночных программ. Диван, разумеется, пустовал, но это воспоминание привело Герт к мысли, не держала ли ее мать что-либо другое в руке, – ту маленькую странную статуэтку, которая будто бы следовала за ней повсюду. Она не была уверена: в те времена ее больше беспокоило, как избежать гнева матери – либо путем словообильных извинений, либо редких протестов по поводу несправедливости того, что ей приходится бежать домой на несколько часов раньше, чем кому-либо из ее подружек. На самом ли деле мать катала ту статуэтку в ладони или этот образ она нарисовала себе под впечатлением рассказа тети Ви?
Воздух в доме был прохладен, что свидетельствовало о продолжающейся одержимости отца экономией денег. Его микроуправление домашним отоплением было постоянным источником разногласий, хотя порой и юмористического характера, между ним и остальными членами семьи. Дрожа за кухонным столом, они с Вебом спрашивали отца:
– Ты же знаешь, сколько ты стоишь, да?
На что отец отвечал:
– И как, по-твоему, я этого добился?
И у Веба находился ответ:
– Ты взял все те пенни, что мы сэкономили на мазуте, отнес в банк, чтобы взять там кредит?
Веб, Герт и мама фыркали от смеха, а папа качал головой.
Герт решила, что не станет снимать пальто и перчатки, пока не поднимется наверх.
На полпути в гостиную она остановилась. Последний раз, когда она стояла на этом месте, дальний правый угол заполняла рождественская елка, на ветвях сверкали украшения, которым лет по тридцать, а пол под ее сенью был весь уставлен пакетами и коробками с подарками. Все вместе – она с Даной, Веб с Шэрон, мама с папой – провели позднее утро, перетекшее в ранний полдень, распечатывая подарки, обмениваясь рождественскими шутками и поглощая щедрое количество сдобренного «Макалланом» гоголь-моголя. «За исключением того, – подумала Герт, – что все это время с нами была она – Элси Дюрант. Она смотрела, как Дана срывает упаковку с мольберта, который ей купили мама и папа. Она сидела рядом со мной, а я держала новенькую книгу Скотта Туроу, которую подарил мне Веб. Она торчала за спиной Шэрон, когда мы пили гоголь-моголь».
И это еще не все. Элси Дюрант присутствовала за завтраком, пока она, Веб и их мать подначивали отца по поводу скупости. Она сопровождала их во время семейных поездок, гуляла с ними по улицам Рима, поднималась на Эйфелеву башню, смотрела на Великую пирамиду Гизы. Когда Герт шла по проходу зала на школьном выпускном вечере, Элси Дюрант тянула шею, чтобы получше разглядеть ее; когда в «Апстейт Филмс» показывали первый фильм Веба, она стояла в начале очереди, одна из числа почетных гостей. Каждый дом, в котором они жили, был домом, в котором жила Элси Дюрант, как будто во всех имелась дополнительная комната, секретная комната для тайного члена их семьи.
Из задумчивости Герт вывел звук – голос, возвысившийся до стона. Она шагнула к подножию лестницы и услышала второй, более громкий стон, только на этот раз голос был другим – мужским, голосом ее отца. Ее нога уже опустилась на первую ступеньку, прежде чем она поняла, что именно слышит: ее родители занимаются любовью. Это был не тот хор, в который она когда-либо была посвящена, и, хотя Веб утверждал, что неоднократно подслушивал интим их матери и отца, Герт избегала их (и не без оснований полагала, что и Веб – тоже). Видимо, освободившись от запретов, сковывавших, пока дети находились под их крышей, родители сейчас издавали почти неприлично эмоциональные стоны; по мере того как они продолжили, Герт почувствовала, что ее щеки краснеют.
Ситуация выходила почти комичной: она не могла себе представить, что будет стоять здесь до окончания «сеанса» папы и мамы, который может занять неизвестно сколько времени (интересно, отец пользовался виагрой?), но красться вверх по лестнице она не считала возможным, поскольку в какой-то момент скрип ступеней выдаст ее присутствие, – и как тогда объясняться? Поразмыслив недолго, Герт решила, что лучше всего будет притвориться чуть более пьяненькой, чем была на самом деле, подняться по лестнице и пройти по коридору в свою комнату, якобы она только-только вошла в дом и ничего не слышала. Оставалось лишь догадываться, примут ли родители ее притворство, но, по крайней
