Сефира и другие предательства - Джон Лэнган
Блузка прилипла к спине, струйка крови щекотала поясницу. Внутреннее пространство лифта исчезло, сменившись полной темнотой. Вальтер вдруг потяжелел на тысячу килограммов. Ноги ее тряслись, она едва могла стоять. Васкес опустила пистолет и, чтобы не упасть, вытянула левую руку. Когда она коснулась не металла, а холодного камня, она удивилась, но не так, как, наверное, следовало бы. Когда зрение вернулось, она увидела, что находится в широком круглом помещении с низкой плоской крышей и стенами не материальнее смутных очертаний. Пространство освещал символ, высеченный в скале у ее ног: неровный круг диаметром с крышку люка, расколотый около восьми часов, по периметру которого сиял холодный свет. Позади слева вдруг донесcя звук волочения голой плоти по камню; она обернулась. Этот участок закругляющейся стены открывался черной аркой, похожей на вершину гигантского горла. Где-то в его черной глубине она лишь уловила движение, не в силах что-либо разглядеть.
Когда Васкес снова подняла пистолет, она не удивилась тому, что очутилась здесь, под землей, с существами, чей нездоровый голод омрачил период существования древнейших человеческих цивилизаций, с существами, которых она помогла вызвать. Ее поразило то, что она могла подумать, будто вообще когда-либо покидала это место.
Третий всегда рядом с вами
I
То, что в браке их родителей присутствовала другая женщина, стало выводом, который для Вебера и Гертруды Шенкер обрел все признаки факта. Во время последнего из ночных разговоров, ставших для них традиционными в канун Рождества, Вебер нарек существование этой персоны «Краеугольным камнем», ибо эта и ее пересечение с браком их матери и отца являлись тем, что поддерживало форму, в которую облекся их союз.
Над большими бокалами белого вина за кухонным столом, спиной к углу, где сходились у окна два кресла, Веб ответил на утверждение своей сестры (она была на одиннадцать месяцев младше его), что по прошествии стольких лет доказательства в ее пользу оставались в основном косвенными, энергично качая головой и подкрепляя свои доводы изображением камня, поддерживающего свод арки. Размахивая руками с усердием и напором дирижера, призывающего оркестр к достижению кульминации, отчего вино в бокале грозило вот-вот выплеснуться, Веб призывал себе в помощь множество сцен из фильмов, которые привели их к выводу – во время другой их беседы в канун Рождества десятилетием ранее, – что только присутствие другой женщины объясняло продолжительное молчание, внезапно воцарившееся в доме, ледяной холод, который пронизывал комментарии матери о путешествиях отца, полу-извиняющийся, полуобиженный вид, липнувший к отцу после его поездок, словно едва уловимый неприятный запашок. Другая женщина – эта (так обычно они ее называли) – была тем «камнем», который привел «каменоломню», полную загадочных комментариев и полуслов, в узнаваемое расположение.
Что же до того, почему за десять лет они так и не смогли узнать настоящего имени этой, не говоря уже о каких-либо дополнительных деталях, касающихся ее внешности или истории ее связи с их отцом, – это, если подумать, не так уж удивительно. В то время как оба родителя утверждали, будто не существует ничего, о чем их дети не могли бы им рассказать – это заявление подтверждалось в течение тридцати одного года и тридцати лет обсуждения всего и вся, включая опасения Веба, что его девушка из колледжа беременна (на самом деле оказалось, что нет) и первый намек Герт на то, что она, возможно, лесбиянка (впоследствии оказалось, что так оно и есть), – ни их мать, ни отец не были так же открыты своим детям. Как раз наоборот: родители старательно воздерживались от обсуждения значимых моментов своей личной жизни. Встретив их прямой вопрос, отец ответил неопределенно и уклончиво, отчего Веб и Герт придумали ему тайное прозвище Король, навеянное шоу «Король побега». На тот же вопрос их мать отвечала бессмысленным взглядом и молчанием, и они придумали прозвище и ей – Стена (от фильма «Стена молчания»). Если родители – Король и Стена, стоит ли удивляться тому, что они, дети, знали так мало?
Веб выстраивал аргументы обдуманно, напористо – уже не в первый раз, и Герт подумала, что из него вышел бы лучший адвокат, чем режиссер-документалист. (Они могли бы вместе отправиться на практику: Шенкер и Шенкер, родные брат и сестра.) А может, он был прав, начиная с неизбежности существования другой женщины и заканчивая замкнутостью их родителей. И все же, если эта – Краеугольный камень, ее существование отвечало на много вопросов, но столько же вызывало, и главный из них: почему отец и мать до сих пор вместе? Большинство друзей их родителей – да что там, братьев и сестер их родителей – состояли уже во втором, третьем, а в одном случае и в четвертом браке. Если мать и отец беспокоились о том, чтобы быть не такими как все, их продолжающийся союз привлекал к ним больше устойчивого внимания, чем мог бы привлечь развод, каким бы ожесточенным тот ни был. Чувствовалось, что оба родителя были пронизаны глубоким сознанием собственной правоты, и она придавала некоторую весомость идее о том, что они останутся в браке, дабы правоту эту доказать, – особенно той группе братьев и сестер, вступающих в очередную из своих серийных моногамий. Однако уверенность в собственной правоте каждого из родителей
