Сефира и другие предательства - Джон Лэнган
Перед ними замерло движение. Светофор включил зеленого человечка. Они влились в поток переходящих улицу.
– Эта хрень называется войной, Васкес, – ответил Бьюкенен. – В войнах люди погибают.
– И ты в самом деле веришь в это?
– Верю.
– А как же насчет твоего недавнего бзика у Эйфелевой башни?
– Так это у меня и был именно бзик.
– Ладно, – сказала Васкес через мгновение. – Пусть так. Возможно, смерть Билла была случайной. Возможно, Максвелла – тоже. А что насчет Лавалля? Руиса? Хочешь сказать, это нормально, когда два парня из одной и той же службы безопасности пытаются укокошить себя?
– Не знаю, – Бьюкенен помотал головой. – Ты же в курсе, в армии не очень-то заботятся о психическом здоровье. Давай признаем, в Клозете творилось такое дерьмо, что и во сне не привидится. А Лавалль и Руис просто не справились с этим, согласна?
Они прошагали еще квартал, прежде чем Васкес спросила:
– А как справляешься с этим ты – с Клозетом?
Для ответа Бьюкенену понадобилось пройти еще один квартал:
– Я просто не заморачиваюсь.
– Да неужели?
– Я не имею в виду, что мысль о том, что мы там делали, никогда не приходит мне в голову, но я, как правило, сосредотачиваюсь на том, что происходит здесь и сейчас.
– А в те моменты, когда эта мысль навещает твою голову?
– А в те моменты я говорю себе, что это другое место с другими правилами. Ты знаешь, о чем я. Просто ты должен был быть там; если тебя там не было, то заткнись на хрен. Может, то, что мы делали, выходило за рамки, но это уже нам решать, а не каким-то военным присяжным, не отличающим свою задницу от дырки в земле. И уж точно не какому-нибудь репортеру, который никогда не был ближе к войне, чем на чертовом кинопросмотре «Взвода», – Бьюкенен свирепо зыркнул на нее. – Поняла?
– Да.
Сколько раз она приводила те же самые или похожие аргументы в разговорах с отцом? Однако переубедить его так и не удалось.
– Выходит, только преступники способны объективно судить о преступлении? – сказал тогда отец. – Надо же, какой новаторский подход к правосудию.
– Знаешь, что меня бесит? И дело не в том, что люди смотрят на меня как-то странно: «О, та самая», и даже не в том, что некоторые подскакивают ко мне в супермаркете, чтобы обругать или опозорить меня. Это, как ты сказал – их там не было, так что пошли они на хрен! Бесят меня те, кто подходит к тебе и говорит: «Хорошая работа, молодчина, ты здорово задала этим арабам». Отморозки, с которыми у меня никогда не будет ничего общего.
– Даже отморозки иногда приносят пользу, – заметил Бьюкенен.
VI
Номер мистера Уайта находился на шестом этаже, в конце короткого коридора, за его резким поворотом налево. Дверь в полулюкс ничего особенного собой не представляла, но убедиться в этом было трудно, так как лампочки в бра по обеим стенам коридора не горели. Васкес поискала выключатель и, не найдя его, констатировала:
– Либо они перегорели, либо выключатель в номере.
Бьюкенен, которому не удалось уговорить женщину за стойкой регистрации присмотреть за подарком сыну, в этот момент занимался тем, что пристраивал коробку с замком под одним из кресел справа от дверей лифта.
– Ты меня слышал? – спросила Васкес.
– Ага.
– И?
– И что?
– Мне это не нравится. Видимость здесь ни к черту. Он откроет дверь, свет у него за спиной, нам в рожи. Он выключает свет – и мы ослепли.
– Да, примерно на секунду.
– Мистеру Уайту более чем достаточно, чтобы как-то среагировать.
– Ты себя слышишь вообще?
– Ты же видел, что он вытворяет с тем ножом.
– Хорошо, – сказал Бьюкенен. – Есть идеи?
Васкес помедлила.
– Ты стучишь в дверь. Я буду в паре футов сзади, с пистолетом в кармане. Если все пойдет не так как надо, я смогу его ликвидировать.
– А почему я должен стучать в дверь?
– Потому что ты ему нравился больше.
– Чушь собачья.
– А вот и нет. Меня он в упор не видел.
– Мистер Уайт никого в упор не видел.
– Кроме тебя.
Подняв руки, Бьюкенен сказал:
– Ладно, ладно. Этот чувак так тебя пугает, что лучше, наверное, если с ним буду говорить я, – он бросил взгляд на свои часы. – До начала шоу пять минут. Или лучше сказать: «До момента пуска пять минут, начинаем отсчет», как-то так?
– Если придется когда-нибудь скучать по работе с тобой, первым в списке будет твое чувство юмора.
– Пока никаких признаков Пахаря, – Бьюкенен взглянул на панель рядом с лифтом: кабина находилась на третьем этаже.
– Он появится здесь точно в одиннадцать-десять.
– Кто б сомневался.
– Ну, что ж… – Васкес отошла от Бьюкенена.
– Погоди, ты куда? Еще четыре минуты.
– И хорошо: наши глаза успеют привыкнуть к темноте.
– Как же я рад, что все это вот-вот закончится, – заметил Бьюкенен, но проводил Васкес до конца коридора к номеру мистера Уайта. Она чувствовала, что его распирает от избытка остроумных замечаний, но все же хватает здравого ума помалкивать. Воздух здесь был прохладным, с цветочным ароматом средства для чистки коврового покрытия. Васкес ожидала, что минуты потянутся, предоставив ей достаточно времени, чтобы сложить разрозненные фрагменты информации, которой она располагала, в нечто напоминающее целостную картину, однако едва ее глаза привыкли к полумраку, ведущему к двери номера мистера Уайта, как в следующую секунду мимо нее прошел Бьюкенен. Времени у нее оставалось лишь на то, чтобы вытащить пистолет из-под блузки и опустить руку с ним в правый передний карман брюк – в этот момент костяшки пальцев Бьюкенена постучали в дверь.
Она открылась настолько быстро, что Васкес почти поверила, что мистер Уайт стоял за дверью, дожидаясь их. Источником обрамлявшего его силуэт свечения – мягкого оранжевого оттенка, – был то ли светильник с регулятором, выставленным на минимум, то ли свеча. Судя по тому, что ей удалось разглядеть, мистер Уайт оставался таким же, каким она помнила, – от непослушных волос, скорее серых, чем седых, до несвежего белого костюма. Васкес не могла сказать, были ли его руки пусты. Ее ладонь, сжимавшая в кармане рукоятку пистолета, стала скользкой.
При виде Бьюкенена выражение лица мистера Уайта не изменилось. Он стоял в дверях, разглядывая мужчину на пороге своего номера и Васкес за его спиной, пока Бьюкенен не прочистил горло и не проговорил:
– Добрый вечер, мистер Уайт. Быть может, вы помните меня по Баграму? Я Бьюкенен, моя коллега Васкес. Мы были в команде сержанта Пахаря,