Телевидение - Эдвард Ли
Совершенно ясно, что происходило: аборт на поздних сроках.
Врач в маске сидел на табурете между ног пациентки; медсестра в такой же маске стояла в стороне.
Область лобка пациентки была полностью лишена волос, а в очевидной щели между её ногами виднелась лысая головка ребёнка. Головка двигалась.
Медсестра передала врачу большой шприц с толстой иглой, и врач без колебаний вонзил кончик иглы в макушку черепа ребёнка. Был слышен даже лёгкий хруст. Медсестра отвернулась. Врач нажал на поршень шприца и вылил его содержимое в мозг плода.
После этого головка перестала двигаться.
Врач схватил плод за горло и одним длинным рывком эвакуировал ребёнка из чрева пациентки. Этот процесс сопровождался неописуемым влажным звуком.
Пуповина была перерезана. Затем мёртвого младенца поместили в блестящий металлический лоток, в котором он лежал неподвижно. Доктор сказал что-то на азиатском языке, и медсестра невнятно ответила. Её руки двигались с некоторой точностью, пока она вытягивала остаток пуповины, а также всю плаценту из раскрытого вагинального отверстия пациентки. Весь этот мясистый мусор был сброшен в другую блестящую металлическую ёмкость.
Но когда медсестра повернулась, её глаза расширились над маской, она указала и ахнула каким-то восклицанием на родном языке. Доктор повернулся на стуле, визуально отметил проблему и произнёс какое-то проклятие.
Прерванный ребёнок на столе всё ещё шевелился.
Доктор встал и принялся за дело. Когда он поднял мощную вибрирующую ортопедическую пилу для костей, раздался механический ревущий звук и он мастерски отделил голову позднего плода от его тела. Он немного покачивался на столе, затем остановился, яркая свежая кровь сочилась из шеи.
Фартингу во сне казалось, что он задыхается и падает по спирали. Он мог быть пулей, вылетевшей из ствола. Создавалось впечатление, что он парит в пространстве, или во времени, или в том и другом одновременно. Он не мог понять. Был ли смешок за этим фантазийным пейзажем в его голове?
Так казалось.
Следующим, что он увидел высоко в закате пустыни, был огромный дворец в стиле Баухауза с огромными колоннами и плитами из полированного гранита. Многие автомобили, в том числе военные, были припаркованы рядами перед дворцом. Многие солдаты стояли на страже у различных входов; они не были одеты в американскую форму, и перед дворцом не развевались какие-либо привычные флаги. Вместо этого это был флаг с одной красной полосой, одной белой и одной чёрной. Фартинг понятия не имел...
Но его обзор во сне взмыл на высокий холм, миновал ещё несколько солдат по стойке смирно, а затем пронзил каменные стены, как это было с ним в чудовищной клинике. Внутри журчали фонтаны, каменные стены блестели, как стекло. Это было спокойное, тихое видение, пока...
Фартинг, даже во сне или что бы это ни было, сильно вздрогнул от протяжного звука женского крика. Теперь его видение скользнуло сквозь внутренние каменные стены. Некоторые комнаты казались хранилищами, охраняемыми более совершенно неподвижными солдатами, а в середине каждого хранилища стояли деревянные поддоны, на которых были сложены настоящие стопки связанных американских денег. Эти стопки были в человеческий рост.
Фартинг понял одно:
"Это должны быть сотни миллионов долларов США, просто лежащие там..."
Но крик становился всё громче и ужаснее, когда он взлетел вперёд. В одной маленькой комнате он увидел грубоватых солдат, примитивно топивших человека без рубашки в ведре с водой, но когда угол зрения Фартинга приблизился, он сначала почувствовал запах, а затем увидел, что это была не вода, а диарея. Солдаты долго удерживали жертву, смеясь, когда последние конвульсии прекратились, а остатки дыхания человека вырвались из коричневого, комковатого бульона. Если бы во сне у Фартинга был желудок, он бы точно опустел именно тогда.
Затем какая-то неведомая сила толкнула его через другую стену, на этот раз в комнату...
"Нет, нет, нет! Я не могу этого видеть!"
В комнату, где солдаты небрежно насиловали голых детей на длинных столах, очень похожих на столы для вскрытия. Некоторые дети плакали и дрожали от шока, а другие просто лежали с вытаращенными глазами и открытым ртом.
"Уходи отсюда! Прочь!"
Фартинг закричал на себя, и, слава богу, его разум повиновался; его ужас пронзил его через другую толстую каменную стену.
Но облегчение было недолгим. Следующая комната оказалась источником безумных женских криков, которые он слышал ранее.
Он взглянул и снова приказал себе уходить прочь отсюда, но на этот раз не смог.
Он просто висел там, как пар, в воздухе, пока что-то непонятное заставляло его смотреть...
Обнажённая темноволосая женщина лежала, растянувшись на каменном полу, её запястья и лодыжки были скованы кандалами. Несколько солдат смотрели вниз, улыбаясь, у некоторых были выпуклости в промежности. Но один солдат встал на колени рядом с женщиной, и...
ЧИК! ЧИК! ЧИК!
Отрезал ей нос чем-то вроде ножниц по металлу, затем оба уха. Большинство её пальцев на руках и ногах уже были отрезаны. Стоящий на коленях солдат кивнул, затем вытянул каждый сосок указательным и большим пальцами и...
ЧИК! ЧИК! ЧИК!
Из горла женщины вырвались крики, больше похожие на заклинившие шестерёнки в машине. Она вздрогнула, дёрнувшись в своих кандалах с повторяющимся безумным лязгом, её спина выгнулась дугой, белки её глаз теперь полностью покраснели.
Затем солдат поднял глаза, пробормотал что-то на своём родном языке, после чего остальные солдаты разошлись. Один вернулся, не имея ничего более ужасающего, чем зелёный резиновый садовый шланг. Но затем в поле зрения неуклюже вошли ещё двое солдат, оба в тяжёлых асбестовых перчатках, каждый с ручкой дымящегося стального котла. Фартинг смог заглянуть в котёл, и то, что он увидел, было чем-то вроде расплавленного зелёного пластика, медленно пузырящегося. Котёл, должно быть, вмещал десять галлонов, может быть, двадцать. Фартинг даже уловил этот безошибочный запах расплавленного пластика. Драматической прелюдии не было. Двое солдат без дальнейших пауз вылили дымящееся содержимое котла на женщину, покрывая её от шеи до паха. Не было смысла описывать ни её крики, ни её физические конвульсии, когда пузырьки пластика шипели на её самой чувствительной коже. Котёл отодвинули; стоявший на коленях солдат встал и отступил назад, затем кивнул солдату со шлангом.
Огромные клубы пара поднялись, как грибы, когда один из солдат открыл кран шланга и залил пластик на женщине холодной водой. Этот процесс продолжался в течение нескольких минут, пока не было достоверно, что горячий пластик теперь достаточно остыл и затвердел.
Женщина каким-то образом осталась жива, глаза у неё были безумные, рот то открывался, то закрывался, но криков
