Рейд за бессмертием - Greko
Вася тяжело вздохнул. Всё так же держа в руках и теребя, не зная куда пристроить, натягыш, унтер выдавил:
— Нету больше Игнашки! Вдовой ты стала, Глафира!
— Ой! — казачка схватилась руками за монисто-подбородник, прикрыв обеими ладонями монеты-припойки.
— Погиб, Глафира, муж твой на чужой стороне. Бился рядом со мной геройски…
— Он погиб, а ты живой!
— Так вышло, Глаша! Прости!
Казачка смотрела Васе прямо в глаза. Будто ждала еще каких-то слов. Оправданий аль еще чего. Молчала. Не проронив и слезинки. Лишь дрожала жилка на шее.
«Сейчас зарыдает!»
Вася решился.
— Глашенька! Одну тебя не оставлю, не бойся! Хочешь уволюсь⁈ Хочешь в казаки запишусь⁈
Он стал захлебываться словами, не зная, что еще сказать, как переломить Глашино глухое молчание и это суровое выражение ее лица, которое все больше кривила гримаса недовольства докучным разговором.
— Ты не ходи сюда боле, Василий! — разлепила она губы.
Развернулась и ушла в избу, выпрямив спину, в мгновение позабыв привычку качать бедрами на ходу, как делала обычно, но так и не оторвав ладоней от мониста. Словно пряча его от чужих глаз или считая украшение неуместным в ее новом, вдовьем положении.
«Ну и не надо! Ну и как был один, так и останусь! — ругался Вася, покидая двор. — Ишь, размечтался! Горячая баба под боком, хозяйство… Проблядушка! Небось начнет теперь офицеру куры строить! Холостяком — оно сподручнее. Любви захотел, козел нестроевой!»
Выдав все знакомые ругательства, сам же себя укорил:
«Ты зачем на бабу взъелся⁈ Мужа потеряла. Горе у нее. А тут ты со своими глупостями. Почему с глупостями? Очень даже с умностями. И почему один? Совсем стыд потерял⁈ Детишки! Как они? Как я мог про них забыть? Явлюсь к поручице Лосевой, а в кармане — шиш. Забыл про подарки, дурья твоя башка! Надо к офицерам подкатить. Может, помогут, благородия?»
— Девяткин, Вася! Ты ли? Какими судьбами? — окликнули унтера куринцы из батальона подполковника Циклаурова, с которыми воевал под Ахульго.
— Вот, только прибыл из Черкесии!
— Ух-ты! Давай до нашего шалашу. Расскажешь, как оно там служится, в Черноморье! С нас — магарыч!
У Васи настроение надраться превышало любое иное соображение. Даже поиски подарков детишкам решил отложить на потом.
Отправились гурьбой в казармы, заслав гонца в лавку к армянам. Только приняли по одной, только закусили позабытой Васей крошенкой, прибежал вестовой от ротного.
— Унтер-офицера Девяткина просют до квартиры батальонные командиры!
Вот не задался день! Пришлось вставать и отправляться, срочно заедая слабый пока выхлоп чесноком, чтобы не нарваться на неприятности на ровном месте.
Зря беспокоился. На дворе казачьего дома, в котором квартировали обер-офицеры 2-го батальона, под раскидистым орехом стоял богатый стол. Отмечали чье-то повышение в звании. У большинства сидящих на груди красовалась медаль «За взятие Ахульго». Лишь несколько «белевцев», затесавшихся в компанию, не могли похвалиться этой знатной наградой. Их благородия выпивали. И с порога налили Васе. Усадили рядышком и накинулись с расспросами.
Рассказывал он долго. Всех больше всего поразил подвиг рядового Осипова.
— С тебя, Василий, брали письменные показания по этому делу?
— А как же. У генерала Засса. Все честь по чести.
— Ну, тогда, если подтвердится, ждите приказа по войскам. У нас ведь как заведено: если хвалиться нечем, обязательно чей-то подвиг будут расписывать во всех подробностях.
— Как бы нам, господа, самим не оказаться в положении осажденных черноморских гарнизонов. Свалился Шамиль нам на головы. Скоро выступим в новый поход. Опять пойдем через Гехийский лес. Сколько можно там плутать? Ведь каждый год одно и то же.
— А ведь всего полгода назад все были уверены, что войне на Кавказе конец…
— Допрыгались!
— А награды? А продвижение по службе? — встрял в разговор один из «белевцев».
На него посмотрели, как на идиота. Ты выживи сперва в первом бою, а там посмотрим, что тебя ждет: признание, награды или презрение сослуживцев. Тут привыкли судить по делам, а не по застольному трепу.
— Как новый командир? — спросил Вася. — Лютует?
— Боевой! — успокоили его куринцы. — Наши уже и песню сочинять принялись. Пока только первые слова придумали: «С нами бог и Фрейтаг с нами!»
— Серьезная аттестация! Заслуженно? — заинтересовались новички.
— Вполне! За спинами не прячется. В штыковую идет впереди. Отлично видит поле боя. Чувствует его ритм. Он из породы командиров, чей полк может вынести на своих плечах всю битву.
— За командира! — громко закричали за столом и подняли чаши.
На улице быстро темнело. Из дома принесли свечи в тяжелых восточных шандалах древней работы. Наверняка, добыча предка хозяина дома, ходившего за зипунами в персидские края.
— Что с моим отрядом? Как Дорохов, еще на коне? — задал Вася самый важный для него вопрос.
— В порядке все с отрядом. Генерал Галафеев его при себе держит в Грозной.
— Слава Богу, мне туда и надо!
— Утром будет конвой. Доберетесь.
— Ваши благородия! Не откажите в просьбе. Мне бы для детишек какой подарок. Ну, для тех, которых я из Ахульго приволок и Лосеву, поручику нашему, отдал на воспитание.
— Кормящий отец! — засмеялись за столом. — Повезло Лосеву со службой в резервной бригаде. Дома чаще, чем мы, бывает. Вот и в новый поход его не берут. Так и прокукует в поручиках до выслуги. Внеочередное звание ему не светит.
— Так что с моей просьбой? — поморщился Вася от несправедливых слов в адрес Игнатича. — Грудничку, понятно, рано пока подарки дарить. А вот пятилетнему Дадошке… Не мой же горлорез ему отдавать.
— Так и быть, выручу. Как не пособить тому, кто с тобой рядом стоял под пулями при входе в Ахульго! — раздался голос за спиной.
— Вашвысьбродь! — задохнулся Девяткин при виде подполковника Циклаурова.
Все вскочили, опрокидывая чаши и бутылки хереса на блюда со свежими фруктами.
— Ну-ну, успокойтесь! — махнул рукой батальонный командир. — Смотрю, живой, Девяткин? Не прибрала тебя черкесская пуля⁈
— Живой, Вашвысьбродь!
— Сейчас денщик принесет тебе музыкальную шкатулочку.
— Век вас благодарить буду!
— Пустое! — отмахнулся подполковник. — Вы, господа офицеры, на спиртное не налегайте. Неспокойно на другом берегу. Справа за Тереком громыхает. И пожары видны в темноте.
— Прорыв⁈ — забеспокоились опытные «кавказцы».
— Нет! Скорее что-то случилось в надтеречных аулах.
—