Рейд за бессмертием - Greko
— Утром узнаем.
Узнали от прискакавшего на рассвете гонца из станиц, расположенных напротив селений надтеречных чеченцев.
И прониклись до дрожи случившимся несчастьем. Мирные аулы, десятилетиями жившие бок о бок с русскими, в одночасье восстали, поверив эмиссарам Шамиля. Перебили своих князей, офицеров русской службы. Забрали семьи, немного имущества, которое поместилось на арбах, и стремительным маршем отправились за Сунжу, чтобы затеряться в густых дремучих предгорных лесах. Бросили дома, часть скота, пожитки, накопленные за долгие годы спокойной жизни. Не только разгромили имения предателей-офицеров, лишь небольшая часть которых сумела переправиться на левый берег Терека, но и свои сакли поджигали недрогнувшей рукой. Теперь в огне была все Чечня — от Кавказских хребтов до самого Терека.
Вся кордонная Сунженская линия пришла в движение. Стало ясно, что первоначальная цель экспедиции генерала Галафеева резко поменялась. Требовалось наказать мятежников. Не дожидаясь приказов от Граббе, стали готовить отряды к походу. Гонцы засновали от Грозной до Червленой и обратно. С одним из таких конвоев Вася добрался до крепости днем 29-го июня.
Полковая штаб-квартира встряхнулась от скуки гарнизонной жизни. Суета страшная. Артельные повозки готовят к походу, загружая канонический провиант. Зарядные ящики набивают снарядами. Лошади ржут, люди мечутся. Множество солдат в незнакомых мундирах, производящих нелепые телодвижения, как часто бывает с теми, кто оказался в непривычной обстановке. Шум, гам, пыль столбом под жарким солнцем.
Посреди полкового плаца, не обращая внимания на теребивших его вестовых и денщика, стоял поручик Лосев с окаменевшим безучастным видом, уронив руки вдоль тела.
Вася бросился к нему.
— Вашбродь! Что приключилось⁈ Отчего такой потерянный⁈
Командир карабинерной роты поднял на Девяткина покрасневшие глаза. С натугой разлепил рот, когда тень узнавания проскользнула в его глаза:
— Вася… Вернулся…
— Игнатич! Что как неродной! С детьми что? Аль с супругой?
— Беда, Вася, беда! Дадо пропал! Гезель, сучка лезгинская, украла!
[1] В реальной истории это случилось 10-го мая. То есть вместо того, чтобы срочно двинуться к Абинской крепости, Раевский отправился выполнять приказ из Петербурга «возобновлять» потерянные укрепления. Форт на реке Абин не входил в зону его ответственности.
[2] Раевский повторил шутку генерала Блюхера, которую тот проделал в своем штабе под Парижем в 1814 г.
Глава 24
Вася. Крепость Грозная, 29 июня 1840 года.
Васю как громом поразила новость от поручика. Явился не запылился. Шкатулочку с музыкой притащил. А тут — горе то какое! Ребенка скрали!
— Точно Гезель? Как давно?
Лосев молчал.
Вася набрался наглости и потряс его за грудки.
— Игнатич! Очнись! Хорош горе веревочкой вить! Делать что будем⁈
— Что ж тут сделаешь, Вася⁈ Вчера в обед хватились, нету ребёнка! Прости меня! Недоглядел!
Командир карабинерской роты чуть не повалился на колени в пыль батальонного плаца.
— Стоп! — подхватил его Девяткин и заорал благим матом. — 5-я рота! Фельдфебель! Парфен Мокиевич! Шадрин! Где вы, мать вашу⁈
Подбежали старослужащие. Окружили, здороваясь и сыпля вопросами.
— Отставить! Взять поручика и смотреть за ним как за младенцем! Где Дорохов⁈
— Так в крепости! В офицерском клубе его искать нужно!
Вася сдал на руки осоловевшего Лосева солдатскому комитету и побежал разыскивать Дорохова, оставив свои вещи прямо на плацу.
Особых усилий прикладывать не пришлось. Руфин Иванович попался почти сразу — в тенечке, у входа в обитель офицерского азарта и обманутых надежд. Беседовать изволил с неким офицером явно из залетных. Из тех, кого в полк присылали из столиц за наградами. Такую птицу видно издали. Не по полету, а по странному наряду. Любили подобные господа — все, как на подбор, с холеными бледными лицами, не знавшими жгучего южного солнца — щегольнуть псевдогорским нарядом, будто черная бурка через плечо в жаркий июньский день мигом делала из них настоящих кавказцев. Тонкие усики, которые требовал от них приказ Государя, шейные платки и белоснежные рубашки делали их похожими друг на друга.
«Что тут, в Грозной, тенгинец забыл?» — подумал Вася мимоходом, безошибочно определив полковую принадлежность молодого поручика. Что-что, а две семерки Тенгинского полка унтер-офицеру Девяткину врезались в память на всю оставшуюся жизнь. У самого в брошенном около Лосева мешке остался опостылевший мундир, выданный в цейхгаузе 4-го батальона.
Как ему ни терпелось, Милов не решился встревать в разговор начальства. Лишь замер в двух шагах, сдернув с головы папаху. Руфин его тем не менее заметил и тут же воскликнул:
— Ба! Василий! Какими судьбами⁈ — кинулся Дорохов с объятиями и принялся хлопать Васю по плечам. — Вот, Миша, знакомься! Главный средь моих налетов! Свет не видывал подобного злодея! Ножом работает, как еврей на скрипке! Виртуоз! А стреляет… Самого Шамиля, говорят, подстрелил!
— Вашбродь! Руфин Иванович…
— Молчи, молчи! Дай мне тебя разглядеть! Вроде жив-здоров⁈ Признавайся, как на духу, сколько черкесов прирезал? Ко мне ль в отряд вернулся? Вовремя. Самый час! День-другой — выступаем…
— Я было решил, что сей экземпляр из гребенских казаков. Ошибся. Дай ты ему слово сказать, — раздраженно, с оттенком какой-то желчности и превосходства вмешался незнакомый офицер. — Не видишь что ли, человек весь на нервах?
— Нервы? — рассмеялся Дорохов. — У Васи? У самого хладнокровного человека из всех, кого знаю?..
—?
— Руфин Иванович! Дозволь слово молвить…
Дорохов перестал выколачивать пыль из Васиных плеч и, щурясь от яркого солнца, вгляделся в подчиненного.
— Правда, Миша, твоя. Что-то стряслось у добра молодца! Унтер, докладывай!
Вася торопливо изложил свою беду. Попросил не много не мало двинуться всем летучим отрядом в погоню за гнусной похитительницей.
Руфин досадливо крякнул.
— Чем же я могу помочь? Рад бы тебе услужить, но вот незадача: не отпустит нас Галафеев. С минуты на минуту ждем от него указаний.
— Вашбродь! Вы же знаете: никогда вас ни о чем не просил. Шел за вами в огонь и в воду. Придумайте! — взмолился Вася.
— Что ж тут придумать? — растеряно ответил Дорохов. — И куда податься? В какую сторону? На запад? В надтеречные аулы? — юнкер стал перечислять названия, бравируя недюжей памятью. — В Старый Наур, Новый Наур, Эмингуловский, Мундаров, Банки-юрт, Мижи-юрт, Бени-юрт, Кожаки, Калаузов, Мамакай-юрт и Гунешки, которые восстали? Далеко до туда, не побежит лезгинка с ребенком. Скорее на юго-восток в сторону Большого Чеченя…
— Отряд туда как раз и двинется, — шепнул тенгинец-поручик. — Но я вам ничего не говорил.
— Тогда — вряд ли.
