Дайте собакам мяса (СИ) - Черемис Игорь
Конечно, основной поток в отделениях ЗАГСа по всей стране ожидался в субботу, а сейчас, в пятницу, да ещё и в самом конце рабочего дня, тут было очень пустынно. К тому же мы просили не устраивать нам пышную церемонию, на что регистраторша легко согласилась — правда, после понимающего взгляда на живот Татьяны, сейчас скрытый тем самым балахончиком. Но в четыре часа пополудни начались странные обряды, которых, видимо, избежать было невозможно в любом случае.
Татьяна со Светланой ушли в комнату налево, мы с Максом — направо. Ничего тайного там не было — мы проверили правильно заполнения свидетельства о браке и штампов в наших паспортах, расписались в нужных местах и в больших книгах, которые и были актами регистрации состояния граждан.
Потом мы встретились с девушками в коридоре у огромных распахнутых дверей в торжественный зал, прослушали «Свадебный марш» Феликса Мендельсона, который специально для нас проиграли с пластинки-сорокапятки на старомодном проигрывателе — оркестр тут, как оказалось, собирался только по субботам — и рука об руку прошли по красной дорожке к подиуму, на котором стояла уже знакомая нам с Татьяной регистраторша. Сейчас она называлась «исполнитель обряда».
— Рады приветствовать дорогих гостей в этом зале! В добрый час вы подали друг другу руки. Под мирным небом нашей Родины советский народ, руководимый партией Ленина, светлой дорогой идет в коммунистическое грядущее. Вы — дети нашего народа, его надежда и будущее, сегодня вступаете в брачный союз. В прошлом остаются годы юности, впереди — ответственная пора семейной жизни, — она забавно покосилась на живот Татьяны. — Исполняя высокий общественный долг, как представитель государства прошу ответить: Готовы ли вы, Татьяна, всю жизнь быть верной подругой Виктора?
— Да, — с достоинством ответила она.
— Готовы ли вы, Виктор, всю жизнь быть верным другом Татьяны?
Я собрался с духом.
— Да.
— Примите эти обручальные кольца как символ вашей семейной верности и единства. Обручитесь ими.
Я не знал, кто писал этим «исполнителям обрядов» их речи, но ещё в своей предыдущей жизни испытывал настоящий испанский стыд, когда также стоял в зале ЗАГСа и слушал эту обращенную ко мне ахинею. Конечно, там уже не было ни слова про советский народ, партию Ленина или коммунистическое грядущее — какое грядущее, когда кругом капитализм и неизвестно, что принесет завтрашний день. Но сейчас это обязательные реверансы правящей идеологии, и хорошо, что они относительно лаконичные, а не как в комедии Рязанова — «коротенько, минут на сорок».
Мы обменялись кольцами — их нам отдала мать Татьяны; Нина Павловна рассказывала, что эти кольца они покупали с первым мужем ещё до войны, и называла чудом, что они сохранились в то лихое время. Кольца, правда, были нам чуточку великоваты, но этот недостаток всегда можно было исправить в ближайшей ювелирной мастерской, до которой мы пока не дошли.
Потом ещё раз пришлось что-то подписывать — сначала нам с Татьяной, а затем и Максу со Светланой. Мы выдержали перечисление наших имен и уверение, что отныне мы — продолжатели рода своего во имя блага государства, личного счастья и бессмертия советского народа. Выдержали и гимн Советского Союза — впрочем, эта музыка была много лучше слегка навязчивого марша немецкого композитора.
Но всё заканчивается, и хорошее, и плохое. И я как-то вполуха слушал слова исполнительницы обряда:
— Вы, Виктор, уважайте Татьяну как друга верного, берегите ее как мать ваших будущих детей. Наше советское общество возлагает на вас обоих обязанность — вырастить их честными и чуткими людьми, трудолюбивыми и мужественными гражданами…
Я всё равно собирался поступать именно так.
А потом меня ждал сюрприз — оказалось, что семья Татьяны сняла расположенное неподалеку кафе, так что вместо возвращения домой нам пришлось ещё пару часов сидеть в душном зале и слушать славословия в наш адрес.
Но и это закончилось — хотя Евгений-старший настойчиво намекал, что было бы неплохо продолжить банкет ещё и завтра, на квартире родителей Татьяны, но от этого праздника жизни нам удалось отвертеться.
* * *
— Это всё дядя Женя, он вечно так… а мама с папой с ним даже не спорят, бесполезно. Как же хорошо, что всё закончилось…
Татьяна скинула туфли и прямо в своем балахоне упала на кровать, предварительно свалив в кучу все подушки. Я её понимал, после пережитого застолья спина у неё, наверное, болела неимоверно, тем более что она не смогла отказаться от высоких каблуков — того ещё орудия средневековых пыток.
— Надо было никому не говорить, забежали бы тишком, потом похвалились бы, — согласился я. — Но я тоже рад, что всё позади.
Я прислушался к себе. Эту женщину я впервые увидел семь месяцев назад и в тот момент очень хотел, чтобы она стала моей, хотя и не подозревал, что она буквально принадлежит Высоцкому — тому самому, который в моем будущем был настоящей легендой. Казалось, где я — старший лейтенант госбезопасности, один из тысяч, не имеющий никаких привилегий — и где эти люди, которые для меня из января 1972 года какие-то персонажи из старых-старых сказок. Но в итоге всё повернулось так, что и я уже не старлей, а целый майор всё той же госбезопасности, и Татьяна, как оказалось, вовсе не вещь в распоряжении легендарного барда. Правда, они разошлись в этом году и в той версии истории, которая была до моего вмешательства, и случилось это как раз из-за ребенка — но тогда это был ребенок Высоцкого, а теперь этот ребенок — мой.
Был ли я от этого счастлив? Пожалуй, да, даже очень. Теперь у меня есть семья, а это дополнительный стимул, чтобы сражаться с врагами моего государства насмерть. Я вовсе не хотел, чтобы Татьяна проходила через те испытания, через которые прошли все актеры в девяностых — отсутствие работы, нищенская зарплата, необходимость калымить на стороне… К развалу СССР ей было пятьдесят — не самый лучший возраст для актрисы, чтобы пересобирать карьеру заново, я сходу не смог припомнить ни одного примера такого перевоплощения. Так что пусть всё идет своим чередом, а Татьяна спокойно выходит на сцену Таганки — или любого другого театра, который она выберет, если не захочет возвращаться к Любимову и Высоцкому — и играет те роли, которые будут подходить её возрасту и таланту.
Но для этого мне надо было кое-что сделать, причем уже сейчас у меня было для этого всё необходимое. Уже на выходе из управления меня поймал дежурный, который передал мне письмо в самом обыкновенном конверте, на котором было написано: «Как обещал. Ю. В.». Дежурный при этом делал страшные глаза, тыкал пальцем в потолок, указывая, откуда поступило это послание, и, наверное, удивлялся спокойствию, с которым я вскрыл этот конверт. В нем была короткая записка — две фамилии, два адреса. Маленков и Молотов, поселки Удельная и Жуковка-2. В одну нужно было ехать с Казанского вокзала, в другую — с Белорусского. [2]
Тянуть с этим особого желания не было. Но если Татьяна захочет завтра посетить семью — значит, так тому и быть.
— Ты не хочешь завтра прокатиться в симпатичный дачный поселок на Рублево-Успенском шоссе? — спросил я очень нейтральным голосом.
